начало тут: http://filin-dimitry.livejournal.com/780310.html
Странные дачники
(Павло-Обнорский монастырь)
– Кстати, хотел спросить, почему так получается, что большинство прихожан вашего монастыря – из Вологды, Череповца, а местных мало?
– Из Москвы еще приезжают, из Питера. А здесь дачники в основном. Из местных ходила бабушка одна, умерла на Пасху года два назад или три. Сейчас еще одна бабушка приезжает на лето жить здесь, ей уже 84–85 лет, ходит иногда в храм… А та у нас хорошая прихожанка была, советовалась, причащалась, мы ей помогали. Две-три семьи живут, но они не ходят в храм , у них свое «занятие» – алкоголизм… Я не знаю, почему дачники такие какие-то странные: покупают за огромные деньги участки – здесь участки очень дорого стоят, – а сами в храм не ходят. Цены-то из-за того, что здесь монастырь, естественно, огромные. Раньше тут земля почти ничего не стоила.
Строят дома очень многие.
– Может, окажутся среди них настоящие прихожане.
– Дай Бог, конечно!
– Но, по крайней мере, нет уже косых взглядов людей, считающих себя «цивилизованными»?
– Явной неприязни не наблюдается, но скрытая всё равно есть. Был случай год назад: один сказал, что, пока не было Амфилохия, всё было хорошо. Якобы «приехал, растревожил, свет отключают из-за него». Неправда это: у нас генератор стоит. Зимой мы очень зависим от света: у нас все котлы и насосы электрические.
– А сколько сейчас народу в монастыре?
– Народ меняется полностью, особенно трудники. Сейчас ребята с Украины работают, кстати. Очень мы ими довольны – спаси их, Господь, за труд! А братия у нас – пять человек.
(Павло-Обнорский монастырь)
– Но в священном сане только вы?
– Иеромонахов двое, есть еще диакон, монах и послушник. Еще парень должен прийти.
– То есть уже шестым будет?
– Да. Думаю, задерживать его не буду, сразу приму в братию – он давно посещает монастырь.
– Из трудников?
– Трудники меняются; у меня один трудник обязанности эконома исполняет, сейчас в отпуск поехал.
– Тоже разные и отовсюду? Или больше из Вологды?
– Да, вологодские, с севера, из Архангельска один, один из Коми – они давненько тут живут уже: Володя уже три года живет, Петр – год.
– А в трапезной?
– В трапезной послушники. Послушник Николай и Николай помощник. У меня три Николая в монастыре! Послушник Николай – будущий монах, он в возрасте, старше меня, он уже четыре года в монастыре, в послушники я его принял в прошлом году.
– Каков устав, порядок жизни в Павло-Обнорском монастыре?
– Дело в том, что у нас уставы только юридические пока, а по внутреннему уставу сейчас только из Патриархии пришло положение о монашествующих – его уже раз принимали, но мы дали много замечаний, его переделали; возможно, больше исправлений не будет. А были там вещи и неприемлемые для нас.
– Например, какие?
– Например, не отпевать монаха, который ушел в мир.
– Вообще не отпевать?
– Да, вообще не отпевать. Но сейчас принято: отпевать мирским чином. Он христианином ведь всё равно остается. Было в положении всё как-то грубовато сделано. А внутренний устав – это тоже прописано – должны сами в монастыре утверждать, но тот внутренний устав, который был у нас в обители – преподобного Павла, – конечно, очень жёсток для нас. Дело в том, что там среди прочего запрещено даже пить воду в келье. Ну, пищу мы не принимаем в келье, это однозначно, и чай не пьем, а воду все-таки разрешаем, потому что, например, ночью захотел пить – надо спускаться в трапезную: тяжеловато, мы на втором этаже живем, а трапезная внизу. Я думаю, ничего: преподобный в этом случае не накажет, хотя за стойкое несоблюдение его правил он наказывал, уже будучи на небе, – кого расслаблением, кого прозаическим поносом.
– Еще вопрос. Сколько раз уже замечал, что как только в монастырь заходишь, то меняется даже сама земля: красиво всё, очень прибрано, строгая дисциплина, причем такая естественная, вовсе не искусственная, не вымученная, а всё как-то по уму получается. Выходишь за монастырь – грязь кругом, неустройство, мусор. Почему так? Ведь вроде бы везде люди с головой, везде живут русские люди. Почему в монастыре или у церкви всегда всё чисто, прибрано на загляденье, а как выходишь в мир, так сразу и стыдобища получается?
– Не знаю, я как-то не сосредотачивался на этом… Как-то естественно всё получается, мне кажется. Во-первых, это постоянная молитва, соединенная с трудом. Нас двое священников, мы служим каждый день Литургию уже много лет. Я даже когда был один, делал такие потуги, но каждый день не получалось – а я всё равно служил как можно чаще, потом стали уже ежедневно Литургии служить. На самом деле служить – нагрузки нет никакой, больше нагрузки в восстановлении монастыря, например. Надо что-то купить, а денег нет, ну и слава Богу, что нет, потому что когда много денег – оно всё равно настраивает человека на шаги непонятные.
А чистота – не знаю… может быть, сейчас и буду обращать внимание. Вот, валяется какой-нибудь кусок доски – уже сердце болит: не на месте валяется. Рабочих заставляю прибираться за собой. Не знаю… Мне кажется, когда в душе чисто, должно и внешне всё быть чисто. Это не какая-то показуха, у нас даже в мыслях этого нет. Прихожане за клумбой, за цветами ухаживают. Когда восстанавливаем облик монастыря, просто хочется, чтобы он красиво выглядел, он же был такой жемчужиной! На фотографии – такой красавец стоит, весь белый, в зелени, ворота, стена, кругом башни. Башню мы построили, не можем пока крышу сделать. У нас, кстати, колодец внутри, обеспечивает водой весь монастырь, а еще один колодец сейчас – на баню. А вода замечательная!
(Павло-Обнорский монастырь)
– А отопление только печное?
– Нет, у нас котлы на дровах: самое дешевое топливо для нашей местности.
– Я думал, газовики чем-нибудь помогают.
– С газовиками был разговор, хотели всё сделать, но это очень дорого: в наших помещениях не разрешат котлы ставить, надо покупать отдельную котельную – на эти деньги можно купить дров на десять лет, хотя мы сейчас не покупаем, помогают нам, мы только их распиливаем и раскалываем. А первые годы ездили в лес сами.
– То есть люди всё-таки помогают монастырю?
– Да, кто-то привозит, кого-то просим, с нами оба директора леспромхоза в дружбе, и если предприниматель не помогает, они просят. Принуждение к добру, так сказать.
В прошлом году мы построили дровяник красивый, а так у нас дрова были по разным местам раскиданы.
(Игумен Амфилохий (Кузнецов), настоятель Свято-Троицкого Павло-Обнорского монастыря)
– В каком году начал восстанавливаться монастырь?
– Монастырь был возвращен Церкви 1 января 1995 года. Сначала он был подворьем Спасо-Прилуцкой Димитриевой обители – до 2004 года, а потом стал отдельным монастырем. Активные восстановительные работы начались здесь с 2006-го. А до этого интересно получалось: сначала мы привозили дрова из Прилуцкого монастыря, из города! Можете представить: дрова оттуда привозили в лес, к нам! Ну, вы понимаете, чем занимались монахи, если им дрова привозили?
– А чем они занимались?
– Наверное, молились! Первое время мы дрова заготавливали, у нас был транспорт – лошадь. Это очень тяжелое занятие: лошадь в лес не заходит, потому что снега много, и надо все чурки вынести на своем горбу. Но у нас не было большой потребности в дровах: у нас была трапезная, две кельи, где мы жили, остальные здания были заброшены. Но храм восстановили в 1999 году. Храм находился в алтаре когда-то большой церкви Успения Божией Матери. А потом уже остальные здания начали в пристойный вид приводить – они были в очень страшном виде, конечно, изнутри и снаружи. Там всё такое советское валялось, сейф какой-то, пионер был нарисован, а всё равно через это – века, какое-то такое дыхание древности… сердце щемило.
Были удивительные случаи. Утром просыпаемся – стоят мешки с пищей: сахар, мука, макароны. Кто привез? Откуда привез? Никто не знает, даже собака не лаяла! Это не чудеса, что ли? Или, например, денег нет совсем, а надо заплатить за свет, за всё – раз, откуда-то перевод какой-то, чуть ли не из Владивостока или из-за границы. А потом уж появились такие люди, которым понравился этот монастырь: посетили, начали помогать, началось масштабное восстановление, сразу откопали все до одного здания, начали с крыши и с низа. Фундаменты залили, починили цоколь полностью. Дренаж провели.
Еще магазин здесь стоял, советского такого типа, – они до сих пор стоят по деревням, такие магазины. От этого заброшенного магазина я тоже всё использовал.
– Кассу не взяли в качестве компенсации?
– Нет, не взял. А говорят, тогда, когда магазин действовал, продавцы боялись: кто-то ходил у них по подсобке. Потому что подсобка находилась как раз в храме Предтечи. Наверное, Иоанн Предтеча приходил. Боялись работать. Магазин мало проработал – построили его где-то в конце 1970-х. Кстати, строили то ли с Западной Украины ребята, то ли из Молдавии. Это более богобоязненный народ, очень православный. Бульдозер что-то разгребал и выкопал мощи иеромонаха Николая. И они где-то похоронили его, собрали все косточки. А вообще все памятники были вывезены в неизвестном направлении. Зачем они понадобились? За 600 лет было очень много могил, очень много архимандритов похоронено, были у нас и архиепископы похоронены. Сейчас пытаемся восстановить кладбище. Что-то получается, слава Богу.
– Пожелаете что-нибудь нашим читателям?
– Не паниковать, не искать чудес и прощать друг друга. Вот оно, чудо – суметь простить обидчика! Меду хотите? Мы свой делаем – пчел у нас много. Пчелы настоящие, правильные. Читали «Луг духовный»? Будете мед есть – перечитайте, ладно? Вот, возьмите – семье привет передавайте. Приезжайте к нам еще.
С игуменом Амфилохием (Кузнецовым) беседовал Петр Давыдов
Фото: Алексей Колосов. 24 октября 2014 г. (по материалам www.pravoslavie.ru)
