Седмица 2-я по Пятидесятнице.
Апостольский пост.
Св. Соломона, царя Израильского (928-933 до н. э.); ап. Аетия (Джан Дарады), евнуха Эфиопского (I); мчч. Мануила, Савела и Исмаила (362); прпп. Иосифа Пустынника и Пиора, учеников прп. Антония Великого (IV); прмч. Нектана Хартлендского (VI; Кельт. и Брит.); прп. Ботульфа, игум. Иканхоуского (VII) и брата его исп. Адольфа, еп. Маастрихтского (VIII; Кельт. и Брит., Нидерл.); мч. Шалвы Ахалцихского (1227; Груз.); свв. братьев Алфановых: Никиты, Кирилла, Никифора, Климента и Исаакия Новгородских, основателей Сокольницкого монастыря, память обретения мощей в 1562 году (XIV).
Сщмч. Аверкия Северовостокова, пресвитера (1918); прмч. Никандра (Прусака), иеромонаха (1918); прписп. Максима (Попова), иеромонаха (1934); мц. Пелагии Балакиревой (1943); сщмч. Милана Поповича, Рманьского (1941; Серб.).
Святые дня, молите Бога о нас!
Апостол Аетий, евнух Эфиопский
(Крещение евнуха царицы эфиопской ап. Филиппом (Деян. 8, 26-39). Сербия, монастырь Высокие Дечаны XIV в.)
Св. ап. Аетий был евнухом и исполнял обязанности хранителя сокровищ Эфиопской царицы Кандакии. На пути из Иерусалима в Газу он был крещен ап. Филиппом (Деян. 8, 26-40) и стал просветителем Эфиопии. Место крещения апостола на дороге Иерусалим - Газа и сегодня показывают паломникам. Оно носит название "источник ап. Филиппа", или Ain Dirwe по-арабски, и находится недалеко от Хеврона.
До 1914 года там были видны развалины христианского храма, но до наших дней сохранился лишь источник воды.
Священномученик иерей Аверкий
(Северовостоков Аверкий Яковлевич, +30.06.1918)
Священномученик Аверкий родился в 1845 году в семье священника Иакова Северовостокова. Аверкий окончил Уфимскую Духовную семинарию и в 1880 году был рукоположен во священника и назначен настоятелем храма в честь святителя Иоанна Златоуста в селе Емаши Златоустовского уезда Уфимской губернии, в котором он прослужил до своей мученической кончины. Жителями села были русские крестьяне, в 1890‐х годах их было чуть более двух тысяч человек. В 1878 году в селе была открыта земская школа, где обучалось около семидесяти детей, в ней отец Аверкий стал преподавать Закон Божий. В 1913 году он был назначен членом Епархиального комитета православного миссионерского общества. В том же году на его попечении оказались восемь внуков, детей его двух старших сыновей – один из них умер, а другой оказался в психиатрической больнице.
Отец Аверкий пострадал в начале безбожных гонений – он был расстрелян безбожниками‐большевиками 17 (30) июня 1918 года во время совершения им молебна на прицерковной площади с. Емаши Златоустовского уезда Уфимской губ. Бежавший от большевиков священник Михаил Макарьевский на заседании Уфимского епархиального собрания сделал сообщение о зверствах большевиков, когда священники беспощадно убивались, а их имущество расхищалось или сжигалось. Участники собрания, слушая рассказ священника, не могли удержаться от слез.
Среди других, замученных большевиками, отец Михаил назвал и священника Аверкия Северовостокова.
26 октября 1999 г. прославлен в лике местночтимых святых Уфимской епархии, на Архиерейском Соборе РПЦ 2000 г. причислен к лику общероссийских святых.
Преподобноисповедник Максим
(Попов Мефодий Григорьевич, +1934)
(На фотографии: Будущий иеромонах Максим (Попов) со своими сестрами и др. родственницами – насельницами Владимирского Каменского монастыря Уфимской епархии)
Преподобноисповедник Максим родился 17 июня 1876 года в селе Большой Сурмет Бугурусланского уезда Самарской губернии в семье богатого мордовского крестьянина Григория Степановича Попова и в крещении наречен был Мефодием. Григорий Степанович был попечителем строящегося в селе храма во имя святых бессребреников Космы и Дамиана. В семье неукоснительно исполнялся церковный устав, и своих детей – троих сыновей и двух дочерей он воспитал в вере и благочестии. Все дети получили образование в церковно- приходской школе при местном храме. Впоследствии два его сына, Николай и Мефодий, стали священниками, а дочери, Матрона и Евдокия, приняли монашеский постриг во Владимирском Каменском монастыре Уфимской епархии.
В 1900 году Мефодий женился на крестьянке Елене Тимофеевне Поляковой, и у них родилось шестеро детей: первый ребенок родился в 1902 году, последний – в 1916-м.
В 1915 году Григорий Степанович разделил между сыновьями семейный надел – земли и хозяйство. Всем сыновьям было отстроено по большому деревянному дому в девять окон, выделен скот и хозяйственный инвентарь. Дочерям – Матроне (инокине Марии) и Евдокии (монахине Августе) и племяннице Евдокии (инокине Елизавете) Григорий Степанович выстроил дом во Владимирском Каменском монастыре. Мефодию досталось около двадцати лошадей, коровы и овцы; возделывая землю, он сеял пшеницу, рожь, просо, овес.
Выросши в благочестивой семье, Мефодий был человеком богобоязненным и смиренным и часто совершал паломничества к православным святыням. По обычаю тех лет паломничества были обетными и были сопряжены с нелегким трудом. С собой Мефодий брал лишь мешок сухарей и несколько пар лаптей. Паломничество в Киев заняло у него около полугода. В дороге он останавливался в домах верующих людей, которые с евангельской добротой принимали странников, беседовал со многими людьми, некоторые из них были настоящими подвижниками.
Ревнуя о благочестии, Мефодий подолгу молился, читал акафисты, каноны, Псалтирь, стараясь подчинить весь строй своей жизни служению Господу. В его семье настольными книгами были жития святых и Закон Божий; неугасимо горела лампада перед иконой Божией Матери «Умиление». За благочестивую и строгую жизнь крестьяне относились к Мефодию с большим уважением, как к данному им Богом праведнику, и часто обращались к нему за молитвенной поддержкой, материальной помощью и советом.
В Космодемьяновской церкви служил тогда священник Лука. Человек музыкально одаренный, он организовал в селе прекрасный церковный хор, в котором пела племянница Григория Степановича, Евфросинья. В свое время она была выдана замуж, но в замужестве пробыла один день, вернулась к родным и стала петь и читать в храме, и хотя монашеский постриг не приняла, но прожила всю жизнь как монахиня.
В начале двадцатых годов власти закрыли Космодемьяновский храм, и священник уехал; вместо него неизвестно откуда приехал некий человек, назвавшийся священником, и начал служить. Службу он знал хорошо, но, сдружившись с местным начальством, вел себя в отношении нравственном не вполне как священник; народ прозвал его Вахиткой и все чаще стал высказывать подозрения, что, может быть, пришелец и не является вовсе священником. Выяснять правду в епархию был отправлен Мефодий Григорьевич. Прежде чем ехать, он отобрал у самозванца ключи от церкви и запретил ему служить до его возвращения. Все подозрения в самозванстве подтвердились, и Мефодий Григорьевич, вернувшись домой, объявил о том крестьянам, официального же документа об этом он не привез, и Вахитка, хотя и перестал служить, но продолжал жить в селе; Мефодий Григорьевич снова отправился в епархию и привез официальный документ, после чего самозванец покинул село.
Авторитет Мефодия Григорьевича среди крестьян был настолько высок, что этим решили воспользоваться проживавшие в соседней деревне Булатовка мормоны. Они несколько раз приезжали к Мефодию Григорьевичу домой с целью убедить его пристать к их секте, предполагая, что если под давлением гонений на православие он к ним перейдет, то за ним уйдет в секту и большинство местного населения. Мефодий Григорьевич всякий раз терпеливо, но твердо им возражал, и в конце концов они перестали его посещать, убедившись в безуспешности своих попыток совратить его с правого пути.
В 1921 году в Поволжье разразился голод, а вслед за ним началась эпидемия тифа. Весной 1922 года от тифа скончался Григорий Степанович, на Пасху умерла супруга Мефодия Григорьевича Елена Тимофеевна, в это время был при смерти и он сам. Когда хоронили супругу, Мефодий Григорьевич был без сознания, и родственники уже не надеялись, что он выживет. Но Господь благочестивому человеку уготовил иное – увенчивающий благочестие венец исповедничества. Чудом, не прибегая к врачебной помощи, он выздоровел и стал еще усердней молиться, ожидая, какой жребий уготован ему будет Господом. Дочь и двоих несовершеннолетних сыновей взяла на свое попечение семья старшего сына, а младшую дочь, Клавдию, которой было тогда всего шесть лет, Мефодий Григорьевич отвез в монастырь к своим сестрам; монахиня Августа в монастыре несла послушание алтарницы и пчеловода, инокиня Мария была звонарем и убиралась в храме, а их двоюродная сестра, инокиня Елизавета, была экономкой в обители. Все они жили в просторном доме, построенном Григорием Степановичем. В этом доме лили свечи и пекли просфоры, и всегда здесь стоял чудный запах меда и хлеба.
Летом 1926 года епископ Давлекановский Иоанн (Поярков), временно управляющий Уфимской епархией, постриг Мефодия Григорьевича в монашество с именем Максим и рукоположил во иеромонаха ко храму Сергиевского женского монастыря, находившегося в десяти километрах от города Белебея. Монастырь располагался в живописном месте в сосновом бору на горе: в центре обители стоял деревянный храм, вокруг него одноэтажные и двухэтажные здания келий, вся территория монастыря была огорожена деревянной оградой.
Зимой 1927–1928 годов власти распорядились закрыть монастырь, заявив, что сюда будут свезены беспризорники и организована колония по примеру колонии Макаренко. Разрешено было остаться только священнику и десяти монахиням для совершения церковных служб для жителей округи. Им разрешили поселиться в двух сторожках при храме. Скудное продовольствие и дрова привозили крестьяне, пищу насельницы готовили на костре, но вполне были довольны судьбой, а главным образом службой Божией в храме.
Весной 1928 года в монастырь привезли колонистов, директором колонии был назначен татарин. Однажды среди ночи колонисты разбили стекло в алтарном окне, стянули покрывало с жертвенника, опрокинули священные сосуды и вытащили антиминс, который затем бесследно исчез. Это было большое горе для всех, так как без антиминса нельзя было совершать литургию. Отец Максим, нимало не медля, на рассвете того же дня отправился пешком в Белебей, где настоятель городского собора дал ему антиминс из бывшего тюремного храма. И служба возобновилась.
В декабре 1929 года директор колонии объявил, что церковной службы больше не будет и все монашествующие должны покинуть территорию колонии. Одна из монахинь ударила в набат, и из ближайших деревень прибежали крестьяне. В их присутствии директор колонии заявил, что позволит только священнику ради его детей взять некоторые вещи и кое-что из продуктов, монахиням же ничего не разрешит взять с собой. В ту же ночь все они были вынуждены покинуть обитель.
Иеромонаха Максима в феврале 1930 года назначили служить в Ильинский храм в селе Рябаш Приютовской волости Белебеевского кантона Башкирской АССР; здесь большинство крестьян еще оставались православными. Храм был просторным и содержался в прекрасном состоянии, и на клиросе пел большой хор. Время поста жители села проводили в молитве, и в селе тогда не было слышно ни песен, ни звуков веселых гуляний. Иеромонах Максим в первую неделю Великого поста, с понедельника до пятницы, не вкушал никакой пищи, также строго он постился и в Страстную седмицу, вполне удовлетворяясь тем, что давала ему служба в храме, насыщавшая его довольно молитвой. Поселился отец Максим с младшей дочерью Клавдией сначала в доме, где жила старая и больная вдова, супруга прежнего священника, а затем они жили у прихожан, поочередно предоставлявших в своих домах приют пастырю.
(Пророко-Илиинская церковь. с. Рябаш, Башкортостан, восстанавливается)
Служил отец Максим проникновенно; слушая его проповеди, многие плакали. В храме после литургии священник служил молебны, панихиды, акафисты, возвращаясь, бывало, домой лишь около четырех часов дня. Во время постов все прихожане исповедовались, стараясь очиститься от грехов, и исповеди шли здесь подолгу, так как священник никого не торопил.
Особо проходили в селе праздники Тихвинской иконы Божией Матери и святого пророка Илии. На Тихвинскую в храм сходилось столько народа из других селений, что не хватало места в домах, и люди располагались на ночлег на пустошах между домами. По окончании литургии Тихвинскую икону Божией Матери несли вместе с другими иконами в часовню, расположенную в березовой роще на берегу реки Рябаш, и здесь почти до вечера служились молебны. Накануне праздника с 12 часов ночи и до 5 часов утра народ молился в часовне, где читались и пелись акафисты.
11 июня 1931 года отец Максим с прихожанами отправились в Белебей, куда они были приглашены в храм на праздник. По приезде в Белебей отец Максим с монахиней пошли покупать сукно и ситец, его дочь Клавдия отправилась купить съестного, а приехавшие с ними крестьяне разбрелись по рынку. Когда священник с монахиней остались одни, к ним подошел корреспондент газеты «Пролетарская мысль» и стал слушать, о чем они говорят. Разговор их показался ему подозрительным, и он тут же сообщил о нем в милицию. «Поп для меня оставался неизвестным, – показал он на следующий день на следствии, – но для выяснения и принятия соответствующих мер я поставил в известность милиционера, который и забрал вышеуказанного попа и монашку».
Когда Клавдия минут через двадцать возвратилась на площадь, здесь никого уже не было. Незнакомая женщина сообщила ей, что священника и монахиню забрали в тюрьму.
Девочка поспешила к тюрьме. Служебные помещения были наполнены молодыми милиционерами; узнав, что Клавдия дочь священника, они стали ее дразнить. Клавдия спросила, где находится ее отец, но ответа не получила, лишь один показал взглядом вверх, тем давая понять, чтобы она поднялась на второй этаж к начальнику. Начальник сказал, что ее отец находится здесь, в камере предварительного заключения.
Она спустилась вниз, плакала, но не уходила, и один из служащих тюрьмы, подметавший в то время пол, приблизившись к ней, прошептал: «Утром к шести часам приходи и увидишься».
На следующий день Клавдия увиделась с отцом. Отец Максим в то время еще не знал, почему арестован, и лишь сказал дочери: «Иди домой, реже сюда ходи, будь осторожней, живи пока на месте».
Дочь священника два раза в неделю носила в тюрьму передачи, состоявшие из хлеба и молока. Хлеб, прежде чем взять, разрезали, молоко переливали в кружку. Отдав передачу, Клавдия становилась напротив тюремных ворот и не уходила до тех пор, пока не увидит отца. Когда ворота, через которые возили воду для арестованных, открывались, заключенные собирались во дворе в надежде увидеть кого-либо из родных. Отец Максим становился недалеко от ворот и, завидев дочь, махал ей рукой, и та уходила довольная, что они повидались.
Стали вызываться свидетели, которые показали, что священник вел себя в селе очень скромно и сумел завоевать среди крестьян авторитет; он возобновил ежедневную службу и часто в проповедях говорил о безвинных страданиях Христа, многие верующие от умиления плакали и с пробудившимся в душе покаянным чувством возвращались домой. Сверх того, что священник проповедовал в церкви, он по вечерам приглашал к себе крестьян и с ними читал Библию, указывал на трудные времена, которые теперь приходится переживать, говорил, что нужно терпеть, что скоро всему этому будет конец, что придет Христос для Страшного Суда.
По требованию ОГПУ председатель сельсовета дал справку на священника, написав, что отец Максим «прибыл в село Рябаш... с семейством в количестве трех человек... из Сергиевского монастыря... принес имущество... верхнюю и нижнюю одежду по три комплекта и обуви по четыре комплекта».
На допросе он показал, что «Мефодий Попов повел себя очень скромно, чем сумел завоевать авторитет духовного отца и возбудить чувства верующих к вере в Бога... Когда сельсовет запросил от него сведения о числе верующих по приходу на предмет перерегистрации договора... Мефодий Попов, получив это от сельсовета, послал членов церковного совета по деревням обойти дворы и велел переписать верующих и неверующих, причем заставляли расписываться в том и в другом случае, т.е. веришь – распишись и не веришь – распишись. В результате в колхозах... перепугались, и начались разговоры среди колхозников, что только успели записаться в колхоз, а тут – нате вот, уже спрашивают, верую ли я в Бога. И этой антисоветской агитацией путем возбуждения религиозных чувств верующих против существующей и проводимой политики партии и советской власти Мефодий Попов занимался систематически».
Была допрошена арестованная вместе со священником монахиня; она показала, что приехала вместе с другими на праздник Табынской иконы Божией Матери, что остановились они на площади у базара, где она увидела свою знакомую и «стала разговаривать про жизнь... как она живет... как я живу. Я ей обсказывала, что на меня был налог... что мне заплатить налог не в силах и... меня за неуплату налога описали на первый день Пасхи, а потом после Пасхи... все склали и увезли; жаловалась ей, что оставил меня без хлеба сельсовет, т.е. советская власть... но живется мне покуда хорошо, слава Богу».
Вызванный на допрос отец Максим показал: «Нигде никогда я о политике не рассуждал; на моленьях и на проповедях я против мероприятий советской власти не выступал. Приехал в Белебей 11 июля на праздник Табынской иконы Божией Матери; до моления походил по базару, купил сукна и ситцу, после чего меня милиция арестовала, я сам не знаю за что. Виновным себя ни в чем не считаю».
В ОГПУ отцу Максиму сказали, что освободят его, если он согласится во время службы в храме публично отречься от Бога. Отец Максим ответил, что готов на любые мучения, но от Бога не отречется. Сотрудники ОГПУ все же надеялись, что им удастся уговорить на публичное выступление смиренного священника, тем более что у него на свободе оставалась малолетняя дочь, и, не дожидаясь его согласия, через работника сельсовета объявили, что в ближайшее воскресенье привезут отца Максима и состоится служба. Народу в этот день собралось со всей округи великое множество, все долго ждали, но священника так и не привезли.
9 октября 1931 года дело было закончено. Отца Максима обвинили в том, что он «систематически противодействовал мероприятиям партии и правительства, в церкви произносил проповеди, направленные против колхозного строительства... в результате агитации из колхоза получился большой отлив, из 40 хозяйств вышли 24 хозяйства».
25 октября тройка ОГПУ приговорила иеромонаха Максима к пяти годам ссылки в Северный край. В последних числах октября из Белебея на станцию Аксаково погнали пешим этапом большую группу осужденных, были люди и из прихода в Рябаше. Один из них крикнул прохожему: «Сообщите в Рябаш дочери батюшки».
Весть, что отца отправляют, дошла до Клавдии вечером того же дня; она быстро добралась до маленького полустанка, откуда до станции Аксаково было еще километров двадцать; на полустанке в этот день дежурил друг отца Максима. Он позвонил своему брату, начальнику аксаковского вокзала, который распорядился остановить скорый поезд на полустанке, где тот по расписанию не должен был останавливаться; Клавдию посадили в вагон, и к двум часам ночи она оказалась в Аксакове. В помещении вокзала осужденные спали на полу, со всех сторон огороженные скамейками, как скотина в загоне. Здесь же на полу спал и священник. Заключенные разбудили его и сообщили, что дочь его здесь. Отец Максим сел на скамью, и с двух часов ночи до шести утра они пробеседовали. Утром охрану усилили, и разговаривать удавалось лишь с перерывами. Отец рассказал о том, что было в тюрьме, как заставляли его отречься от Бога, и наказал дочери, чтобы она всегда была с Богом.
Беседа их продолжалось до трех часов дня; в три часа подали состав с зарешеченными окнами. Заключенных построили в шеренгу, вывели на перрон и погнали к вагонам. Отец Максим чуть задержался, чтобы оказаться в последней группе и в последний раз увидеть дорогое ему лицо. Народ стоял кругом молча и плакал.
Клавдия в сумерках вернулась в Рябаш, но домой не пошла, а переночевала у знакомых, и когда утром пришла домой, оказалось, что ночью приходили сотрудники ОГПУ, чтобы ее арестовать, и произвели в доме обыск; через несколько дней они снова пришли, когда Клавдии также не было дома, и снова произвели обыск: забрали фотографии и письма. Местный депутат посоветовал ей, чтобы она немедленно уезжала, если не хочет быть арестованной, и Клавдия собрала вещи и уехала к старшей сестре.
Весной 1932 года дети отца Максима получили от него первое письмо из деревни Наволочек Холмогорского района Архангельской области. Он писал, что живут они в бараках, кругом на 60–80 километров болота, недалеко от них протекает Северная Двина. «Оставайтесь людьми, – наказывал им отец. – Первыми вам не быть, не будьте последними; не забывайте, чьи вы дети, живите с Богом».
Весной 1934 года во время половодья Северная Двина разлилась больше обычного и затопила бараки; ссыльные, спасаясь на крышах, терпели стужу и голод. Отец Максим тяжело заболел, и власти разрешили, чтобы кто-нибудь из родных приехал за ним и взял домой. Но в это время почти все родные его были арестованы или находились в ссылках, ехать было некому, а у младшей дочери на поездку не было средств. Священника взял к себе в дом верующий житель деревни Наволочек по фамилии Маслов. Иеромонах Максим (Попов) скончался в его доме, сподобившись мирной христианской кончины и христианского погребения.
В 1989 году был реабилитирован Прокуратурой Башкирской АССР.
В 2000 году иеромонах Максим был канонизирован Архиерейским Собором РПЦ.
Мученица Пелагия
(Балакирева Пелагея Никитична, +30.06.1943)
Мученица Пелагия родилась 8 октября 1901 года в селе Спирино Егорьевского уезда Рязанской губернии в семье крестьянина Никиты Балакирева. Первоначальное образование Пелагия получила в сельской школе; долгое время она жила вместе с отцом, помогая ему по хозяйству. В 1927 году она перешла жить в село Шарапово Егорьевского района, устроившись работать сторожем при местной Троицкой церкви. Здесь она стала помогать настоятелю протоиерею Николаю Сперанскому и со временем была избрана старостой храма.
18 ноября 1937 года Пелагия вместе с настоятелем и другими прихожанами Троицкой церкви была арестована и заключена в Таганскую тюрьму в Москве. Протокол допроса со свидетельскими показаниями против нее подписал секретарь Шараповского сельсовета; он хорошо знал, что подписывает лжесвидетельство, но, желая избавиться от священника и активных прихожан и закрыть храм, делал это вполне сознательно.
На следующий день после ареста Пелагия была допрошена.
– Следствию известно, что вы собирали подписи под жалобой на сельсовет ввиду его отказа в постройке церковной сторожки на колхозной земле. Дайте показания по этому вопросу! – потребовал от нее следователь.
– Да, я действительно собирала подписи прихожан под данной жалобой.
– Следствию известно, что вы совместно с благочинным умышленно затягивали церковную службу с целью срыва полевых работ в колхозе. Дайте показания по этому вопросу!
– Действительно, церковные службы обычно кончались в 12 часов дня – когда были престольные праздники или исполнялись требы, чем срывались колхозные работы.
– Вы обвиняетесь в проведении антисоветской агитации. Признаете ли себя виновной в предъявленном вам обвинении?
– Да, признаю себя виновной, что вела антисоветскую агитацию.
На следующий день снова состоялся допрос, и следователь спросил Пелагию, подтверждает ли она свои показания предыдущего дня. Осознав, что ее затягивают на путь опасного лжесвидетельства против себя, она заявила:
– Показания свои подтверждаю... но антисоветской агитации я не вела и виновной себя не признаю.
– На какие средства живете? – спросил ее следователь.
– Я проживаю у благочинного Сперанского на средства церковной общины.
– Какие обязанности вы выполняете в церковной общине?
– Помимо поручений священника при его службе, я исполняю обязанности церковной старосты.
27 ноября 1937 года тройка НКВД приговорила Пелагию к восьми годам заключения в исправительно-трудовой лагерь.
В 1940 году все приговоренные по этому делу написали жалобы. Были передопрошены свидетели, некоторые из них не подтвердили данных ими ранее показаний. Несмотря на это, приговор был сочтен законным в силу принадлежности обвиняемых к Церкви, гонимой тогда безбожными властями. Пелагия Балакирева скончалась 30 июня 1943 года в исправительно-трудовом лагере в Вологодской области и была погребена в безвестной могиле.
Преподобномученик Никандр (Прусак), иеромонах
Память 30 июня, в Соборе Ростово-Ярославских святых и в Соборе новомучеников и исповедников Церкви Русской.
В миру Никифор Дмитриевич Прусак, родился в 1865 году в Каменец-Подольской губернии в семье крестьянина. Образование Никифор получил дома.
Поступил в Александро-Афонскую Зеленчукскую пустынь, где 7 марта 1896 года был пострижен в монашество и наречен Никандром. 8 июня того же года был рукоположен во иеродиакона, а 30 ноября 1897 года – во иеромонаха.
Монастырское начальство характеризовало его как монаха весьма способного и трудолюбивого.
В 1901 году он был направлен в Кавказский Николаевский миссионерский монастырь, а в 1908 году возвратился в Зеленчукскую пустынь.
(Александро-Афонская пустынь - Нижний Архыз - Зеленчукский район)
В 1913 году был переведен в Болховский Троицкий Оптин монастырь Орловской епархии и назначен исполняющим должность казначея; в 1916 году – переведен в Толгский монастырь Ярославской епархии.
Расстрелян большевиками 13 июля 1918 года, погребен в безвестной могиле.
Канонизирован определением Священного Синода от 17 июля 2001 г.
Преподобный Ботýльф или Бото́льф (англ. Botulf), игумен
Согласно житию, Ботульф, родился в Англии в знатной семье, брат св. Адольфа Маастрихтского. Оба брата покинули родину для получения образования, позднее приняли монашество. Вернувшись в Англию, Ботульф основал монастырь Иканго (Айкенхо, локализация спорна) по уставу св. Венедикта Нурсийского.
Св. Ботульф скончался после 653 года и был погребен в одном из храмов монастыря Иканго.
Монастырь Иканго был разрушен во время вторжений норманнов в IX - нач. X в. Во второй половине X в. св. Этельмунд, еп. Винчестерский, обрел мощи Ботульфа и Адольфа. Частицы мощей разделили между монастырями Торни, Или и часовней англ. короля. Король Эдуард Исповедник в середине XI в. перенес частицу мощей из часовни в храм ап. Петра в Вестминстере. В Англии насчитывается более 50 церквей во имя Ботульфа.
Житие святого Ботульфа было написано в XI в. настоятелем монастыря Торни Фолкаром в связи с перенесением туда мощей святого.
(Монастырская церковь св. Ботольфа в Икене, фото Д. Лапа)
В славянской книжной традиции Ботульф упоминается (в звательной форме - Бутулве) наряду с другими западными святыми в молитве Св. Троице, широко распространенной в русских списках кон. XIV-XVI в., создание которой одни исследователи (А. И. Соболевский, совр. чеш. филологи) датируют XI в. и связывают с Сазавским монастырем, другие же (Н. Ингем, Дж. Линд) - XII в., предполагая ее руское (в частности, новгородское) происхождение.
Подробное житие преподобного Бутольфа Икентского вы можете почитать тут:
http://www.pravoslavie.ru/38541.html
Мученик Шалва Ахалцихский
Шалва Ахалцихский (+ 1227). Грузинский князь, в правление св. царицы Тамары бывший наместником Ахалцихской области на юге страны. Он прославился победой над турками, которая на несколько лет обеспечила Грузии мир. Однако, в 1226 году персидское войско разгромило армию, которую возглавлял Шалва, и князь был взят в плен. Согласно персидским представлениям о воинской чести, доблестного Шалву вылечили от ран, содержали в почете и довольстве. Когда он выздоровел, в полном соответствии с теми же представлениями ему предложили принять ислам, — высокая честь, высшая, какую мог оказать гостеприимный хозяин своему гостю.
Совершенно так же в европейских странах (и в России) того времени, относясь с уважением к иноверцам на их территории, на своей земле считали вполне естественным долгом стремиться к обращению гостя в собственную веру. Очень многие, чтобы не сказать “большинство” из попадавших в плен в мусульманам христиан действительно с легкостью принимали чужую веру, отсекая себе путь на родину; так же и многие русские дворяне происходят от бывших мусульманских аристократов, осевших на Руси и принявших христианство.
Шалва, однако, отказался. Его попытались принудить пытками, от которых он и умер.
Священномученик Попович Милан, протопресвитер, Рманьский
Память 17 июня (Серб.), 11 июля среди сщмч. Дабро-Боснийских (Серб.)
Родился в 1874 году в Боснийской Градишке. В 1899 году окончил семинарию в Рельеве и был рукоположен во диакона 5 сентября, а во пресвитера – 7 сентября 1899 года. О. Милан был приходским священником в селах Великое Паланчиште (около Приедора) и Хашани (около Боснийской Крупы). Позднее он служил в Мартином Броде, в Рманьском монастыре в долине реки Уны. Был деятельным народным пастырем и писал о сербской старине для журнала «Босанска Вила» и других. Как и большинство православного духовенства в Боснии в 1914 году, он был заключён в Араде.
В июле 1941 года он был арестован усташами и заточён в Кулен Вакуфе, откуда был перемещён в Личский Бушевич. Там он подвергся жестоким мучениям, был убит, а тело его брошено в яму.
На заседании Архиерейского Синода Сербской Православной Церкви 7 мая 2003 года по предложению епископа Бихачско-Петровачского Хризостома его имя было причислено к лику священномучеников.