Блаженный Диадох Фотикийский, епископ Фотики Древнего Эпира
Память 5 марта (Греч.), 29 марта (Греч.)
Достоверных сведений о житии блаженного Диадоха сохранилось немного. Свт. Фотий Константинопольский (IX век) в своем труде "Библиотека" неоднократно именует его "епископом Фотики в Древнем Эпире". Иногда его отождествляют с мч. Диадохом (греч. память 29 марта).
Родился блаженный Диадох около 400 года. Во время монофизитских споров встал без колебаний на стороне участников IV Вселенского Собора в Халкидоне (451 г.). А вскоре после Собора вместе с другими епископами Древнего Эпира подписал послание к императору Льву, в котором подчеркивается достоинство "халкидонитов" и порицается, критикуется монофизитство. Боролся блаженный Диадох и с мессалианами. В конце шестидесятых или начале семидесятых годов V века во время нашествия на Эпир вандалов Блаженный Диадох был пленен и отвезен в Карфаген.
Скончался около 486 года.
Имя блаженного Диадоха с полным правом может быть поставлено рядом с именами вселенских святых отцов и учителей Церкви: Афанасия Великого, Василия Великого, Григория Богослова, Иоанна Златоуста, Кирилла Иерусалимского. В своих творениях он выступает как свидетель и выразитель отеческого Предания. Его суждения вписываются яркими страницами в святоотеческое богословие. Одновременно в его наставлениях присутствует и авторское творчество.
Богословие Диадоха - православное, глубокое, назидательное. Оно учит правильно верить и спасительно жить, потому и ценно. Его следует изучать, а изучив, применять в своей жизни.
Творения
В переводе на русский язык имеется пять творений, принадлежащих или усваиваемых блаженному Диадоху. Это:
• Слово аскетическое (сто глав).
• Слово на Вознесение Господа нашего Иисуса Христа.
• Слово против ариан.
• Видение святого Диадоха.
• Катехизис.
Первые два творения Фотикийского святителя считаются подлинными, а в отношении трех последних высказываются сомнения. Особенно сомневаются в принадлежности блаженному Диадоху Катехизиса, так как значительная часть манускриптов называют автором его преподобного Симеона Нового Богослова. Впрочем, тематика и ее развитие во всех пяти творениях свойственны аскетическим взглядам блаженного.
Самым значительным по содержанию и самым большим по объему является "Слово аскетическое". Оно сохранилось в многочисленных древних греческих рукописях и помещалось иногда наряду с некоторыми книгами Свящ. Писания. В разных списках оно имеет и иные названия: "Сто аскетических глав", "Главы практические о знании и духовном различении", "Сто глав"... Содержание слова отвечает его названию. На первое место как "непрестанная похвала похвал" ставится страх Божий, а "полнотой закона совершенства" почитается любовь. Новейшие переводы Слова принадлежат преподобному Паисию (Величковскому) и святителю Феофану Затворнику в III томе "Добротолюбия".
Профессор Киевской духовной академии К. Попов посвятил блаженному Диадоху и его сочинениям докторскую диссертацию (1903), в первом томе которой напечатал греческий текст трех его сочинений ("Слово аскетическое", "Слово на Вознесение Господне" и "Против ариан") с примечаниями и переводом, во многом отличающимся от прежних.
Преподобный Иоанн Египетский, пустынник
Жила некогда, вероятно, в Египте, одна богатая, весьма красивая и богобоязненная жена, по имени Иулиания. В молодых годах она потеряла мужа и осталась вдовой с двумя малолетними детьми, Иоанном и Фимистиею. После того как было объявлено повеление предавать смерти христиан, она, взяв с собою Иоанна, пришедшего уже в отроческий возраст, укрывалась с ним в одном нежилом помещении в малой Армении и воспитывала его в христианской жизни, обучая чтению священных книг и молитве. Отрок, оставляя мать, приходил иногда в ближнюю иноческую обитель и, наедине тайно помолившись там, снова возвращался назад, так как в то время все христиане из опасения гонений скрывались.
Когда он по обычаю пришел однажды в обитель, то его встретил тут один благочестивый человек и дал совет ходить для молитвенных подвигов лучше в пустынные места, нежели, совершая их в обители, быть всегда в опасности отдать себя во власть мучителей. Приняв этот совет, отрок попросился у матери сходить навестить некоего благочестивого человека, который якобы его пригласил. Иулиания отпустила своего сына, думая, что он скоро вернется назад. Но Иоанн пошел в Египет к отшельнику Фармуфию (память 11/24 апреля) и, приняв от него молитвенное напутствие, отправился в глубину пустыни. Здесь он нашел пустой колодец, наполненный змеями, скорпионами и гадами, и, помолившись, прыгнул в него. Кладенец был глубоким, но Ангел Господень поддержал Иоанна, и он остался невредим.
Став на дне кладезя, он с крестообразно простертыми руками без сна, пищи и питья провел сорок дней в молитве, – и все гады вышли из студенца. После сего Ангел, всегда приносивший пищу пустыннику Фармуфию, принес ему хлеб и для Иоанна, сказав: “Этот хлеб послал тебе Господь, чтобы ты снес его в студенец авве Иоанну”. Сам же Ангел не понес хлеба, чтобы Иоанн, будучи в юном возрасте, от этого не возгордился. Фармуфий отправился к Иоанну и отдал ему хлеб. Преподобный, приняв хлеб и возблагодарив Бога, стал есть его. С этих пор в течение долгого времени он ежедневно получал пищу от Фармуфия и прославлял за это Господа.
Между тем диавол, не перенося богоугодных подвигов преподобного Иоанна, принял однажды вид одного из бывших слуг его и, придя к Фармуфию, обольстил его, и тот привел его к колодцу, где подвизался преподобный. Но когда бес сказал Иоанну нечто неподобающее, то Иоанн вывел из заблуждения Фармуфия, и посрамив беса, отогнал его от себя. После сего диавол, собрав множество бесов, велел им принять вид матери и сестры Иоанна, родственников и соседей его, его слуг, служанок и знакомых, – и все они пришли к кладезю, со слезами умоляя его показаться им, так как они будто бы желают его видеть. Но преподобный, совершая в это время свою обычную молитву, сказал им: “Отойдите от меня”, – и все бесы стали невидимы.
Прожив в колодце 10 лет, совершив всякие иноческие подвиги и доблестно угодив Господу, преподобный Иоанн пустынник отошел в вечные обители. Для его погребения по наставлению Ангела пришел некий инок по имени Хрисихий, в течение 30 лет подвизавшийся в пустыне. Три дня он просил преподобного выйти из студенца и заклинал его ничего не утаить из жития своего, ибо так угодно Богу. И совершилось дивное чудо, приводящее в изумление всякий слух и взор: земля на дне кладезя сама собою поднялась на двадцать локтей и преподобные сошлись вместе. Иоанн ничего не скрыл, но все поведал о себе, и Хрисихий благодарил его за это братским целованием. После этого преподобный Иоанн сам приготовил себя к погребению и снова отошел ко Господу. Тогда Хрисихий покрыл тело его своей мантией, так что она легла концами своими на края колодца. После погребения он посадил на этом месте финик. Немедленно же финик дал корни, вырос до высоты большого дуба, расцвел и покрылся множеством плодов. Видя это, инок Хрисихий вознес благодарение Богу.
И в то время, когда он молился, Ангел восхитил его и отнес на место, где он раньше пребывал. После сего, призвав одного благочестивого мужа, Хрисихий попросил его записать все, что видел и слышал. Происходило это в IV веке.
Преподобный Никита Рославльский, схимонах
27 декабря 2016 года в ходе заседания Священного Синода Русской Православной Церкви был заслушан рапорт председателя Синодальной комиссии по канонизации святых епископа Троицкого Панкратия относительно поступившего ходатайства митрополита Смоленского и Рославльского Исидора о канонизации в лике местночтимых святых схимонахов Никиты и Феофана, пустынножителей Рославльских лесов (журнал №126).
Священный Синод постановил причислить к лику святых для местного почитания в Смоленской митрополии схимонахов Никиту и Феофана, пустынножителей Рославльских лесов. Память преподобного Никиты положено совершать 29 марта (11 апреля), в день его преставления ко Господу. Память преподобного Феофана — 15 июня (28 июня), в день его преставления ко Господу.
Честные останки преподобных Никиты и Феофана, в случае их обретения, предложено считать святыми мощами и воздавать им достодолжное почитание. Новопрославленным святым будут писаны иконы для поклонения, согласно определению VII Вселенского Собора.
(источник: http://www.patriarchia.ru/db/text/4726889.html)
(Надгробный камень с могилы прп. Никиты Рославльского)
Никита был уроженец г. Орла. Имея особенное стремление благочестию, он все свое время посвящал чтению св. писания житий святых, питал чувство благоговения к великим подвижникам, горел любовию к их подвигам, и часто посещал мест бывшие свидетелями трудов их и горестей, орошенные слезами их и потом. Это возбудило в нем непреодолимое желание последовать образу их жизни. Итак, Никита, носясь по волнам житейского моря, проливал горькие слезы раскаяния и умиления пред всечестным образом Владычицы нашей Богородицы поручал себя многомощному Ее покровительству. В один день удалился он из дому родительского и пошел искать себе тихого и безмолвного пристанища в дремучих Брянских лесах, с намерением начать там жизнь пустынническую. Вошедши в чащу леса, стал он на молитву, изливая горькие слезы из глубин; сердца и умолял Господа призреть на него и научить его тому, что угодно святой воле Божией. После молитвы, построил о себе малую келию на пригорке, и ископал колодезь у самой подошвы пригорка, в двух верстах от монастыря, а от дороги, пролегающей в город Карачев, на четверть версты влево. Здесь-то Никита начал подвизаться в молитве и богомыслии, проливая источники слез о разорении внутреннего своего Иерусалима. Пребывая неисходно в молчании, посте и бдении, не заботясь ни о чем житейском, не сея и не пожиная, он питался одним ржаным хлебом с водою и квасом, каковую пищу испрашивал себе в обители раз в неделю. Когда же обитель перестала давать ему хлеб и прочее, тогда он принужден был в нищенском образе испрашивать себе пропитание у прохожих. Никита обыкновенно выносил корзинку на дорогу, и вешал ее там, где проходили странники в Белобережскую пустынь для поклонния иконе Матери Божией Троеручицы. В настоящее время на месте подвигов Никиты существует только его колодезь, который в недавнее время вновь оправлен, и на нем водружен большой деревянный крест, с надписью: здесь поднимался убогий старец Никита, в конце 18-го столетия.
Однажды, по чувству сердечного влечения, вздумал я пройтись и лес, — и вот дорогою встречается со мною монах Авраамий. После взаимных приветствий, я спросил его: «Далече ли ты, батюшка, ходил?» Он отвечал: «Да вот путлял где-то, а на возвратном пути надумал побывать на Никитином колодезе; теперь же хоть бы и в свою келью». «Нет, батюшка, — низко поклонился я ему, — как тебе угодно, а уж вернешься и за святое послушание проводишь меня до Никитина колодезя, у которого я только однажды и был". Старец улыбнулся и сказал: «Что делать с тобою! Видно, за послушание надо идти». Мы пошли. — Во время пути старец неумолчно рассказывал мне о блаженном Никите, о жизни и подвигах его, и гак завлек меня своею беседой, что я и не заметил, как мы очутились у самого колодезя. С благоговением напились мы из него поды и, несколько поговоривши, я спросил его еще раз: а что, батюшка, в первые годы поступления вашего в обитель, должно быть, тут было место непроходимое?
— Да вот какое, отвечал мой собеседник: бывало, как придешь сюда на пригорок, да посмотришь в эту чащу леса, какая здесь страшная глушь, непроходимая топь, темнота, — так невольно замрет сердце и нападает на тебя страх.
Потом старец, обратившись ко мне с важностью, спросил меня:
- А знаешь ты то место, где была келия старца Никиты?
Я отвечал:
- Не знаю.
— Вот здесь оно, здесь подвизался Никита; здесь и Сама Царица Небесная являлась ему. Посему это место я особенно чту; к этому колодезю братия приходят из обители пить поду и посмотреть на безотрадное местопребывание Никиты. Расположившись около этого колодца, они начинают с удивлением спрашивать друг друга: Боже мой! как он, батюшка, тут жил! сколько тут нужно иметь необыкновенного терпения! Не боялся он ни воздушных бурь, ни страхований, ни воя волков, ни рева медведей; а как много страдал от здешних негостеприимных комаров, которых приступы испытывал почти все лето! Если вы пожелаете посетить это место, то вас непременно встретят эти кровопийцы, победители львов, — встретят не тысячами, а целыми легионами. Посему тело Никиты часто покрывалось ранами, а эти язвы вольных страданий растравляемы были жалами лесных оводов. Добровольный странник и страдалец самоотверженно пренебрегал мучением тела, ради ощущаемого им обильного утешения и преуспеяния в духовных своих подвигах. Бог милостиво призирал на смирение и труд Никиты, и утешал его различно, — то умилением сокрушенного сердца, то радостворным плачем, то очистительными слезами.
Вышеупомянутый монах Авраамий рассказывал также о старце Никите, что он имел от Бога дар слез. Эта благодать действовала в нем особенно тогда, когда он прочитывал положенное в следованной псалтири слово св. Кирилла александрийского о исходе души и о втором пришествии: «Боюсь смерти, яко горька ми есть, боюся геены, зане безконечна есть», и прочее. При чтении умилительного сего слова, чувствовал он внутреннее услаждение и умиление сердца, и тогда, повергаясь пред иконою на землю, неутешно рыдал и плакал горькими слезами.
(Белобережская пустынь в 1830 году. Гравюра Ф. Алексеева)
Сколько времени провел здесь Никита, неизвестно: один Бог был зрителем сокровенного и безмолвного его жительства; и только вот что сообщил он другу своему, монаху Зосиме:
В марте месяце Никиту постигла недолговременная, но тяжкая болезнь, приведшая его в совершенное расслабление. Простершись на рогоже, лежал он без всякого движения. Вот, в день праздника благовещения Богородицы, Никита слышит звон колокола в обители, призывающих всех верных ко всенощному бдению, чтобы благовестить им на земле радость велию, и хвалить с небом Матерь Божию. Душа его изнывала от скорби, что он не может встать с своего ложа, и по долгу совершить свое правило. При этом пришло ему на мысль пропеть тропарь благовещению Богородицы, и запел он монотонно: «Днесь спасения нашего главизна», прочее, но — не мог кончить его. После сего, сколько он ни старался и I побуждал себя допеть тропарь до конца, но все усилия его были тщетны, кончить тропарь был он не в состоянии. Наконец, заплакал Никита, и плакал долго горькими слезами! — Плач проник небеса! Молитвенник еще не престал орошать лицо свое слезами, как вдруг является ему Богоматерь, и кротким гласом спрашивает болящего: о чем ты унываешь, старец? — Болящий устремила взором и мыслию к явившейся, и осмелился сам спросить Ее: а ты, матушка, кто такова, и зачем изволила сюда пожаловать? — И пришла помочь тебе, отвечала ему Богоматерь, допеть неоконченный тобою тропарь Мой. Теперь укрепись в своих силах и ими со Мною... И вот когда земной ангел и небесный человек с небожительницею допели тропарь, — Богоматерь сделалась невидима.
Неизъясним был восторг обрадованного Никиты! Он весь превратился в чувство глубочайшего благоговения и живейшей благодарности к Владычице.
С того времени Никита непрестанно имел в уме и сердце таинственное видение Божией Матери, прилежно молился Ей, чтобы Она ни всей его жизни была ему заступницею и путеводительницею.
После сего таинственного посещения Божией Матери, Никита недолго наслаждался скромным пребыванием в этой пустыне. Великий подвиг пустынного безмолвия и труженической жизни его и молитве подвергся искушению.
Ненавистник добра, враг его давно изыскивал Случай изгнать подвижника из сего места. И вот, наконец, явилось орудие вражеской злобы в лице одного недоброжелательного человека, который сжег келию старца до основания. О. Никита в это время находился в Белобережской обители и, возвращаясь оттуда в свою пустыню, увидел, что келия его сожжена, и что от ней осталось лишь несколько горстей пепла. Опечаленный и плачущий, с неописанного горестного сел он при пепелище своей келий на пригорке, и неутешно заливался слезами, почитая себя много согрешившим пред Богом и заслужившим праведный гнев Его. Наконец, оградившись знамением креста и предав себя воле Божией, с замирающим сердцем простился он с пустынею. Приходит о. Никита в Белобережскую обитель, смиренно припадает к стопам настоятеля, и просит принять его в число братства. Настоятель принял его с распростертыми объятиями и дал ему келию.
Подробности новоначального вступления в монашество Никиты остались мало известными: смиренный подвижник не любил вспоминать и оглашать трудов своих, и немного сообщил о них впоследствии другу своему, монаху Зосиме, которому еще во время пребывания своего в пустыни отдал он на сохранение все свои деньги, 80 коп, асс. По вступлении в обитель, Никита начал подвизаться в молитве, богомыслии и молчании; вдал себя в совершенное повиновение старцам и служил им в смирении и кротости с полным самоотвержением; в церковь ходил неупустительно стоял в ней с великим вниманием, равно как бывал на всех общи) послушаниях, которые всегда исполнял благоговейно и чин» Однажды, во время всенощного бдения, Никита стоял на своем месте в церкви, при свечах, и с сокрушением сердца молился пред иконою Богоматери Троеручицы. Во время сего молитвенного подвига, вдруг упал он на церковный помост и, оградив себя знамением креста, сказал: «Вот как наши! стали уже валяться!»
Блаженный Никита был расположен искренно к аскетической жизни, и для него были предпочтительнее те места, где более удобств и возможности к неукоризненному ношению иноческого креста! А где чаще молитва, если не в глубоком уединении, которое развлекает глаз, не тревожит слуха и не возмущает мысли?
Старец Никита, во все годы своего пребывания в обители, скорбел о лишении прежнего своего безмолвия, и с горячим молением сердца прибегал к Богу, чтобы Он даровал ему возможность к возобновлению того молитвенного подвига, в чем и был утешен. Слыша от старцев рассказы о жизни и подвигах отшельников смоленских лесах, и о пустынном расположении их келий, наподобие маленьких скитов, также о простоте и согласии между ими, самом виде благолепных старцев, сияющих красотою внутреннего благообразия, о силе и сладости кроткого их слова, Никита почувствовал необыкновенное влечение к образу и месту их жительства. Предаваясь этому влечению души, он положил твердое намерение немедленно отправиться туда.
Неутомимый старец о. Никита имел, в Смоленской губернии в Рославльских лесах близ села Екимович, единомысленного духовного брата, монаха о. Досифея, и в одно время просил его прийти к нему в Белобережскую пустынь. Досифей выпросил у одного крестьянина лошадку, действительно отправился к другу. Это было по первозимью в 1792 году. Прибыв в пустынь, он нашел старца в болезненном состоянии. Блаженный старец, по взаимном приветствии с Досифеем, открыл ему давнее свое желание — перейти к нему, и просил взять его с собою, чтобы последние дни своей жизни он мог провести в пустынном уединении от всех, и там почить о Господе. О. Досифей, сострадая его болезни и видя, как скудна его одежда, предлагал ему провести настоящую зиму здесь, и обещался приехать за ним летом; но старец Никита, как бы предвидя (а быть может, и в самом деле провидел), что кончина его скоро последует, ни под каким предлогом не соглашался оставаться здесь долее. Тогда о. Досифей, с благословения настоятеля строителя Иринарха, взял с собою Никиту и повез в свою пустыню, которая была около двухсот верст от Белобережской пустыни. В продолжении этого зимнего пути, по недостатку в теплой одежде, болезнь старца усугубилась. О. Досифей должен был укрывать своего больного соломой и сеном, и защищать от ветра и снега рогожею; ибо они были нестяжательны, и богатели только нищетою. Наконец, однако, он, хотя и с немалым трудом, на плохой крестьянской лошадке привез старца Никиту в пустынную свою келию. Но здесь Никита прожил не более полугода, и почил о Господе 29 марта 1793 года. О. Досифей усердно послужил блаженному старцу до самой кончины его.
Омыв бездыханное тело почившего Никиты, более своими слезами, чем водою, и воздав ему достодолжное уважение, о. Досифей положил его в пчелиный улей (за неимением гроба). В этом улье старец Никита возлежал благолепно и сиял целомудренной чистотой, изможденный в трудах старческой плоти. Для отпевания тела был приглашен священник, который, по принятому обычаю церкви, погреб его подле келий, где обитал он до своей кончины.
В погребении его участвовали и некоторые почтенные старцы, нарочно пришедшие проститься с незабвенным подвижником, блаженным Никитою. Ангельская его непорочность и иноческая скромность надолго остались в их памяти.
Пустынная келия сих старцев находилась в овраге как бы, на каком маленьком острове, — окруженная со всех сторон горами и непроходимыми густыми лесами; а внизу около этого обиталища была непроходимая топь, особенно в весеннее время. Но такое местоположение весьма утешало старцев.
По прошествии 6-ти или 7-ми лет после погребения старца Никиты, о. Досифею было какое-то откровение — откопать гроб старца, и перенести его на другое возвышенное место, — что и 6ыло им выполнено, и тогда открылось, что гроб старца был цел, оде; на нем цела, и сам он нетленен, только на одной ноге ходачок вроде башмачка, — сплетенный из липовых лык, истлел; а другой — такой же уцелел. Замечательно, что ходачок, сплетенный самим Никитою, остался невредимым; а другой, которого за болезнию не мог он сплесть сам, превратился в прах. При открытии гроба находился монах Арсений. Он пожелал обменяться с покойным своими четками, и когда приступил к гробу, чтобы взять их, немалому своему изумлению, никак не мог. Наконец монах Арсений, заметив, что старец Никита не благоволит ему отдать свои четки, оставил свою дерзость.
На обряд нового погребения тела был призван священник. Но как блаженный старец о. Никита был прежде погребен в пчелиное: улье, то старцы, желая почтить подвижника обыкновенным гробом, положили его в новом гробе и, отслужив по нем панихиду, подобающею честию похоронили на показанном месте.
О. Досифей весьма благоговел к блаженному своему старцу, а Никите, и память его чтил ежегодно в светлую неделю св. Христовой Пасхи. На могилу его приглашаемы были все пустынные старцы, которые пели канон св. Пасхи, и обычно поминали во блаженной памяти скончавшегося!
(Св. Ст. Диестров. 1 мая 1861 г. Белоберсжская пустынь.(Из журнала: «Странникъ» за 1865 год, Май месяц).)