Священномученик иерей Алексий
(Кротенков Алексей Петрович, +18.04.1930)
Священномученик Алексий родился в 1878 году в селе Неклюбка Верещагской волости Суражского уезда Черниговской губернии (ныне село Неглюбка Ветковского района Гомельской области (Беларусь)) в семье белорусского крестьянина Петра Кротенкова. В 1902 году Алексей окончил Приснянскую учительскую школу и, выдержав экзамен, поступил работать учителем в церковноприходскую школу в селе Неклюбка. По окончании Пастырских курсов в Москве Алексей Петрович 13 марта 1911 года был рукоположен во священника к церкви в поселке Ушкевском Туринского уезда Тобольской губернии. В 1915 году он был переведен в храм в село Нижне‐Романовское Тобольского уезда, а в 1929 году – в храм во имя святителя Николая в селе Ницинском Ирбитского округа Уральской области, где прослужил до дня своего ареста в 1930 году.
В 1925 году церковь в селе была захвачена обновленцами, но, благодаря настойчивому неприятию их верующими села, храм снова перешел к православным. В состав прихода, кроме самого села, входило четыре деревни с общим числом верующих в 2160 человек. Хотя отцу Алексию и недолго пришлось подвизаться в этом селе, но он обнаружил себя здесь ревностным пастырем и проповедником, заслужив этим любовь прихожан.
В конце 1929 года безбожные власти в селе Ницинском приняли решение закрыть храм. После того, как все обязательные платежи были приходом уплачены, а один налог даже дважды, сельсовет потребовал уплаты дополнительного страхового платежа в сумме 524 рубля. Поскольку заплатить такую сумму для прихода было непросто, отец Алексий послал старосту храма к благочинному, чтобы тот посоветовал, как поступить. Благочинный направил старосту в Ирбитский финансовый отдел, заметив, что в любом случае налог нужно будет платить, но надо справиться о порядке платежа в финансовом отделе. Староста передал благочинному и слова настоятеля храма, что даже в случае отказа прихожан платить налог, как несправедливый и непосильный, отец Алексий решил все же церковь не отдавать, остаться в храме с некоторыми прихожанами, пока не выяснится дело, а до тех пор всеми силами охранять храм от захвата его безбожниками. Благочинный на это ответил, что налог, конечно, нужно будет платить, надо делать усиленные сборы, а храм пока можно охранять. Побывав у районного прокурора и в районном финотделе и взяв справки, суть которых заключалась в том, что налог необходимо заплатить, и получив разрешение районного исполкома на созыв приходского собрания, староста возвратился в село. На заседании церковного совета староста рассказал о своем посещении благочинного и местных властей. Отец Алексий на это заметил, что если не удастся собрать требуемую сумму с помощью добровольных пожертвований, то и в этом случае храм все же не следует отдавать – лучше умереть за веру православную, но не отдать святыни на поругание. Церковный совет постановил собрать сразу же после праздника Рождества Христова общее приходское собрание, на котором верующие должны будут решить, смогут ли они заплатить еще один налог.
Во время служб перед праздником Рождества Христова священник стал настоятельно просить верующих, чтобы они пришли на общее собрание, так как решается судьба их приходского храма – будет ли в нем продолжаться богослужение или он будет закрыт.
8 января 1930 года на собрание в храм пришли пятьсот двадцать пять человек; оно проходило в присутствии председателя сельсовета и местного милиционера. Староста сообщил, что в церкви был произведен ремонт, два раза была выплачена страховка, потом от храма потребовали уплаты третьей страховки в 524 рубля, но сегодня, буквально сейчас, председатель сельсовета объявил ему, что платить нужно не 524, а 1196 рублей. Прихожане, услыхав эту цифру и узнав про третью страховку, стали выкрикивать: «Откуда нашли третью страховку?!» Стали раздаваться крики, что вопрос должен быть поставлен на голосование. И староста предложил поднять руки тем, кто против уплаты третьей страховки. Собрание проголосовало единогласно против. Сразу же после голосования председатель сельсовета и милиционер покинули церковь, и отец Алексий, обратившись с амвона к прихожанам, сказал: «Братья и сестры, завтра будет служба, приходите все обязательно».
Был написан протокол собрания, и староста отправился с ним в сельсовет, где сразу же был арестован; отец Алексий и часть прихожан остались на ночь в храме.
Утром председатель сельсовета и милиционер, взяв с собой старосту, пришли в храм. В это время заканчивалась утреня; на службе присутствовало около двухсот человек, преимущественно женщин. После окончания утрени, перед тем как начаться литургии, милиционер громко всем объявил, что поскольку группа верующих отказалась от уплаты налога, церковь до выяснения вопроса будет закрыта на два замка: один от сельсовета, а другой от верующих, и запечатана печатями. Присутствующие, услышав это сообщение, заволновались, и тогда староста, выйдя на амвон, сказал: «Братья и сестры, простите меня, меня вчера арестовали. Вы слышали – церковь отбирают. Прощайте, простите меня».
В церкви поднялся крик: «Старосту не отдадим и церковь не отдадим». Женщины окружили старосту и ухватили его за пояс, и милиционер тогда заявил: «Мы церковь не отбираем и старосту не берем», – и вместе с председателем сельсовета удалился из храма.
После их ухода отец Алексий, выйдя на амвон, сказал: «Православные, вы сами были сейчас свидетелями гонений… Безбожники и богохульники сейчас хотели закрыть храм, но им не удастся отторгнуть нас от веры… Мы должны тверже верить… быть готовыми умереть за веру православную. Не допустим хулиганов осквернять храмы. Сейчас везде, где есть колхозы, идет закрытие церквей, богохульники, богоотступники, забравшиеся туда, склоняют верующих на закрытие церкви. Верующий, истинный христианин, никогда не пойдет в коммуну и не согласится с закрытием церкви. Православные, я предлагаю всем верующим, кто свободен, остаться в церкви на ночь… Церковь запрем изнутри и никого пускать не будем, пока не убедимся, что от закрытия церкви откажется местная и центральная советская власть. До этого момента мы готовы умереть за веру Христову. Я лично из храма никуда не уйду – умру здесь».
9 января отец Алексий, члены церковного совета и прихожане, всего около пятидесяти человек, остались ночевать в храме. Были заперты изнутри двери и выставлен наблюдательный пост на колокольне. Первую ночь никто из присутствующих не спал. Служились молебны, и отец Алексий вел беседы с прихожанами. В одной из бесед он сказал: «Сейчас многие священники бросают церкви, снимают сан, я же ни одного волоса со своей головы не продам и за тысячу рублей, умру за церковь».
На другой день отец Алексий и церковный совет командировали старосту храма в Ирбит к благочинному, чтобы поставить того в известность о происходящем, и к советским властям – узнать, не будет ли все же скидки с налога. Благочинный, выслушав старосту, посоветовал не оставаться в храме такому количеству прихожан, а только членам церковного совета. В тот же день в село прибыл председатель районного исполкома и стал уверять приходящих к нему за разъяснениями верующих, что церковь закрыта не будет. С этого времени в церкви стали дежурить круглосуточно лишь священник и небольшая часть прихожан, но всем было объявлено, что в случае попыток насильственного захвата церкви безбожниками верующие будут оповещены набатом.
16 января отец Алексий вновь командировал старосту в Ирбит, чтобы тот испросил в районном исполкоме разрешение на проведение крестного хода в праздник Крещения, а также зашел к благочинному, поставить его в известность о положении дел и сказать, что волнение успокаивается, но он, отец Алексий, будет оставаться в церкви, так как при выходе его арестуют, а без его ареста церковь не смогут закрыть. Староста был арестован у здания районного исполкома. Безбожники уже приняли решение не допустить службы на праздник Крещения, когда будет большое стечение народа, и до этого арестовать священника.
Вечером того же дня к супруге отца Алексия приехал под видом советского начальника из округа сотрудник ОГПУ и стал с лицемерным сочувствием расспрашивать о происходящих событиях, а затем дал понять, что мог бы повлиять на ход дела, но для этого необходимо переговорить с ее супругом. Агент действовал с такой ловкостью, что вполне убедил женщину в своей искренности, желании помочь и возможности мирного исхода, если она согласится прибегнуть к его помощи и вызовет мужа из храма.
Вняв уговорам обольстителя, супруга отца Алексия глухой ночью отправилась в церковь, чтобы предложить мужу пойти домой и переговорить с приехавшим «чиновником». Священник на это ответил: «Меня арестуют, я это чувствую!» Супруга стала горячо убеждать его, что этого никак нельзя заподозрить по разговору пришельца. Отец Алексий не верил, но она не отступалась и продолжала убеждать прийти домой для переговоров, вновь и вновь приводя аргументы, которыми прельстил ее лукавый сотрудник ОГПУ. Видя, что супруга неотступна, отец Алексий смирился. Он усердно помолился у образа Афонской иконы Божией Матери, чтобы Путеводительница и Царица Сама сопроводила его и в этих временных жизненных обстоятельствах, и на пути к жизни вечной. Затем отец Алексий вышел с супругой из церкви и по темной, пустынной улице направился к дому, где сразу же был арестован приехавшими из Ирбита сотрудниками ОГПУ и заключен в ирбитскую тюрьму.
Храм был закрыт, и начались аресты; всего по этому делу было арестовано шестнадцать человек, причем среди них были люди и не имевшие никакого отношения к храму.
Будучи допрошен, отец Алексий признал только то, что действительно, учитывая желание и просьбы верующих, согласился оставаться на ночь в церкви, в сторожке, в остальных же «пунктах, предъявленного мне обвинения, – заявил он, – я виновным себя не признаю, так как никакой агитации и проповедей против советской власти я не вел».
25 марта 1930 года было составлено обвинительное заключение. «В начале 1929 года Окружной отдел имел сведения, – писали сотрудники ОГПУ в обвинительном заключении, – что кулаки, бывшие каратели и белогвардейцы, являясь членами церковного совета ницинской церкви тихоновского течения, сгруппировались вокруг церковного совета, поставив задачей активную борьбу против советской власти и проводимых ею мероприятий в деревне, как‐то: хлебозаготовок, самообложения, увеличения посевных площадей и особенно против коллективизации сельского хозяйства.
Организатором и вдохновителем этой кулацкой группировки явился священник ницинской старотихоновской церкви Кротенков Алексей Петрович, прибывший в Ницинское в марте 1929 года…
Имея поддержку в лице кулаков, Кротенков со дня приезда каждое воскресенье начал читать проповеди ярко контрреволюционного содержания, открыто призывая верующих быть преданными православной вере, Церкви Христовой и не вступать в богопротивные колхозы, “где собрались безбожники, богохульники и хулиганы, которые смущают верующих… но истинным верующим не место быть в рядах безбожников…”».
Кроме того, отцу Алексию было поставлено в вину, что он в церкви повесил православный календарь, снабдив его выпиской из Священного Писания: «Ибо они, получив свободу, презрели Всевышнего, пренебрегли закон Его и оставили пути Его, а еще и праведных Его попрали и говорили в сердце своем: “Нет Бога”, хотя и знали, что они смертны. Как вас ожидает то, о чем сказано прежде, так и их – жажда и мучение, которые приготовлены. Бог не хотел погубить человека, но сами сотворенные обесславили имя Того, Кто сотворил их, и были неблагодарными к Тому, Кто преуготовил им жизнь. Посему суд Мой ныне приближается… (3 Кн. Езд. 8, 56–61)».
11 апреля 1930 года тройка ОГПУ приговорила отца Алексия к расстрелу. Священник Алексий Кротенков был расстрелян 18 апреля 1930 года и погребен в общей безвестной могиле.
(крест на месте расстрела Алексия Ирбитского (Кротенкова))
Причислен к лику новомучеников и исповедников Российских определением Священного Синода Русской Православной Церкви от 27 декабря 2005 г.
Священномученик протоиерей Николай
(Симо Николай Адамович, +18.04.1931)
(прав. Иоанн Кронштадский и сщмч. Николай Симо - справа)
Священномученик Николай родился 6 декабря 1875 года в городе Аренсбурге Эстляндской губернии в семье священника Адама Симо; в 1888 году отец Адам был назначен в эстонский приход, открывшийся при Андреевском соборе в Кронштадте.
В 1887 году Николай поступил в Рижское духовное училище, окончив которое в 1891 году по первому разряду, продолжил образование в Рижской Духовной семинарии; в 1894 году отец перевел его в Санкт‐Петербургскую Духовную семинарию. Окончив семинарию в 1897 году, Николай обвенчался с девицей Лидией, дочерью священника Павла Панова, и 23 ноября 1897 года был рукоположен во священника к Андреевскому собору в Кронштадте на место отца, переведенного в это время служить в эстонский приход при гатчинском Павловском соборе.
Отцу Николаю служить разрешили только раз в неделю по воскресным дням, между первой и второй литургией. Неблагоприятные обстоятельства, в которых оказался священник со своей эстонской паствой, привели его к мысли о необходимости постройки отдельной церкви для живших в Кронштадте православных эстонцев, а их там было в то время около восьмисот человек.
В 1902 году владельцы здания бывшей англиканской церкви решили продать его вместе с садом и домом, но с условием, чтобы оно использовалось под храм, и для исполнившего это условие делалась уступка в цене. Кронштадтский купец и благотворитель Николай Андреевич Туркин решил купить это здание для православного эстонского прихода. Духовенство Андреевского собора оказало энергичное противодействие этому предприятию, выказав незаинтересованность в появлении в непосредственной близости от собора второго храма, и обратилось за поддержкой к отцу Иоанну Кронштадтскому, но тот не поддержал своекорыстных соборян, и 4 июля 1902 года здание было продано купцу Николаю Туркину, и 7 июля того же года он передал его эстонскому приходу.
1 декабря 1902 года отец Иоанн Кронштадтский освятил здание как православный храм в честь Воздвижения Креста Господня. Литургию после освящения отец Иоанн служил в сослужении девяти священников и пяти диаконов, богослужение совершалось на русском и эстонском языках.
На обеде, устроенном в честь освящения храма благотворителем‐купцом, благочинный эстонских приходов Санкт‐Петербургской епархии священник Павел Кульбуш (впоследствии епископ Ревельский Платон) сказал: «Мы празднуем сегодня торжество победы доброго русского сердца, благодаря коему кронштадтский эстонский приход отныне имеет свой храм и твердой ногой пойдет по пути дальнейшего внутреннего преуспеяния и роста… Хвала и благодарение тем, кто это сделал… от души желаю, чтобы всякий эстонец всем сердцем искренне усвоил себе то, чем жив каждый русский человек».
Став настоятелем Крестовоздвиженского храма, отец Николай целиком посвятил себя служению пастве и по примеру отца Иоанна Кронштадтского стал совершать богослужения ежедневно, что не понравилось духовенству Андреевского собора, и оно пожаловалось на это кронштадтскому пастырю. И Отец Иоанн спросил как‐то отца Николая, правда ли, что он совершает богослужения ежедневно. Услышав, что это правда, отец Иоанн пожелал, чтобы священник и дальше также ревновал о службе Божией.
Кроме богослужений, отец Николай преподавал Закон Божий в Кронштадтской школе при таможне, в эстонской церковноприходской школе, будучи одновременно ее руководителем, а также он был руководителем Кронштадтского отделения Александро‐Невского Общества трезвости и членом комитета кронштадтского Попечительства о народной трезвости.
В 1910 году скончалась супруга священника, и на его попечении осталось трое детей от трех до семи лет.
Отец Николай шел путем ревнителя православия, и его служение стало со временем вызывать все большее уважение кронштадтских прихожан, и уже не только эстонцев, но и русских.
В 1917 году скончался один из священников Андреевского собора, и возникла необходимость заместить вакантное место. В это время стало практиковаться, по примеру древности, назначение священников по избранию прихожан с последующим подтверждением выбора епархиальным архиереем. Для избрания были предложены кандидатуры трех священников. В голосовании участвовало 385 прихожан, за кандидатуру отца Николая проголосовало 317 прихожан.
«Священник Николай Симо известен в Кронштадте как добрый и скромный пастырь, и результат голосования показал, что симпатии прихожан Андреевского собора на его стороне», – писал о нем благочинный, протоиерей Григорий Поспелов.
13 декабря 1917 года митрополит Петроградский Вениамин (Казанский) назначил отца Николая священником Андреевского собора. В 1919 году он был возведен в сан протоиерея, а в 1923‐м, в связи со смертью настоятеля, назначен настоятелем Андреевского собора.
Первый раз отец Николай был арестован в марте 1921 года по подозрению в участии в Кронштадтском восстании, но через две недели освобожден, за невозможностью найти в его деятельности состава преступления.
При попытке захвата церковной власти обновленцами, протоиерей Николай показал себя активным противником этого движения. В то время было устроено заседание двадцатки Андреевского собора, посвященное обновленческому движению. Выступивший на нем отец Николай заявил, что обновленческое течение, равно как и живоцерковники, является еретическим, и показал это на примере введения в обновленческих группах новых правил, нарушающих церковные каноны, как например двубрачие духовенства. Когда из Петрограда приехал представитель обновленцев с предложением устроить общее собрание двадцаток и духовенства всех кронштадтских приходов, протоиерей Николай и духовенство Андреевского собора заявили, что на собрание, устраиваемое священником‐живоцерковником, они не пойдут. На вопрос настоятеля Владимирской церкви, как относиться к устраиваемому обновленцем собранию, протоиерей Николай ответил, что священники Андреевского собора за обновленцами не пойдут, на что тот заметил, что в этом случае их могут арестовать гражданские власти. «И пусть арестовывают, у меня котомки уже готовы», – сказал отец Николай.
(Кронштадтский Андреевский собор, фото начала XX века. В 1932 году собор был разобран. На образовавшемся сквере в 1955 году был установлен памятник Ленину. Сквер назвали Ленинским.)
Протоиерей Николай был арестован 13 октября 1930 года. По делу было привлечено шестьдесят четыре человека, почитателей отца Иоанна Кронштадтского и ревнителей монархии, с центром в Андреевском соборе, который, по мнению властей, стал центром контрреволюционной деятельности духовенства. Протоиерей Николай не стал давать сведений, интересующих ОГПУ, но следователи продолжали настаивать, и в конце концов священник заявил: «Отказываюсь от всяких дальнейших показаний…»
В то время, когда отец Николай уже находился под следствием, ОГПУ стало арестовывать тех, кто был не согласен с декларацией митрополита Сергия (Страгородского), кто усмотрел в ней недостойное Предстоятеля Церкви лицемерие; для простоты действий следствие объединило их во «всесоюзную контрреволюционную организацию “истинно‐православные”». Одно из таких следственных дел было создано Ленинградским ОГПУ. 14 февраля 1931 года к этому делу были присоединены дела протоиерея Николая Симо и некоторых других священников и мирян Кронштадта. Протоиерей Николай не изменил своей позиции во время нового следствия и отказался давать какие бы то ни было сведения сотрудникам ОГПУ.
В обвинительном заключении они написали: «Руководителями… центра являлись крайне монархические элементы, в прошлом ближайшие сподвижники самого Иоанна Кронштадтского, люди, которые путем открытой пропаганды вели бешеную антисоветскую агитацию с целью подрыва и свержения советской власти… Во главе этой организации стоял священник Андреевского собора Николай Симо, который при жизни Иоанна Кронштадтского вел монархическую погромную работу».
13 апреля 1931 года Коллегия ОГПУ приговорила отца Николая к расстрелу. Протоиерей Николай Симо был расстрелян 18 апреля 1931 года и погребен в безвестной могиле.
Причислен к лику святых новомучеников и исповедников Российских для общецерковного почитания определением Священного Синода от 22 февраля 2001 г.
Святитель Филипп I, митрополит Московский и всея Руси
(Свт. Филипп Первый Московский (слева вверху). Фрагмент рисунка (перевода с русской иконы 2-й пол. XVII в.) Собор Московских святых)
Память 5 апреля (Москов.), 27 мая (Москов.) и в Соборе Московских святых
О его происхождении ничего неизвестно.
В 1455 году упоминается как епископ Суздальский. В 1459 году участвовал в хиротонии Новгородского архиепископа Ионы. В 1461 году участвовал в возведении на Всероссийскую митрополию Ростовского владыки Феодосия.
В 1464 году был единодушно избран в преемники митрополиту Феодосию, который и рекомендовал его как наследника. 11 ноября 1464 года был поставлен на Московскую митрополичью кафедру.
Казанский поход
Всецело поддержал Филипп наступление на Казанское ханство в 1467 году. Сохранились его послания к великому князю, и Тверскому епископу Геннадию, в которых он призывал владыку убедить князя Михаила Тверского прислать войска для участия в войне с Казанью. В них митрополит говорит об особом значении этой войны и о том, что все погибшие на ней "яко прежний великомученицы Христови будут и венец мучения восприимуть от Христа". Оба эти послания дышат искренним воодушевлением.
В московско-новгородских отношениях
В московско-новгородских отношениях Филипп старался поддерживать дружбу с архиепископом святителем Ионой Новгородским. В апреле 1467 года по просьбе последнего он отправил в Новгород грозное послание против тех мирян, которые осмеливались посягать на церковные земли. В середине 1460-х годов стал на сторону Ионы в его споре с псковичами, подтвердив права Новгородского владыки над Псковом.
В 1470 году литовский митрополит Киевский Григорий вернулся из унии в Православие. Принявший его патриарх Константинопольский святитель Дионисий I предписал Москве и Новгороду принять Григория как единственного законного митрополита Всероссийского, отвергнув митрополита Московского. Великий князь Иоанн III, по совещании с митрополитом, духовенством и своей матерью, положил не принимать послов ни из Константинополя, ни от Григория, заявив таким образом о правомочности Московского митрополита. Слова великого князя, провозгласившего патриарха Дионисия "чюжа и отреченна," иногода приписывают Филиппу. Так или иначе, митрополит присоединился к великому князю в борьбе с усилившимся в Новгороде после кончины святителя Ионы польско-литовским влиянием. Он увещевал новгородцев не переходить под власть литовского митрополита и яростно обличал их за интерес к литовскому "латинству". В конце концов, Новгород остался верен Московской митрополии. Когда состоялся первый поход великого князя Иоанна III на Новгород, митрополит Филипп перед битвой при Шелони ходатайствовал перед великим князем о помиловании новгородцев, если они принесут повинную.
15 декабря 1471 года митрополит Филипп вместе с другими иерархами торжественно возвёл избранного по жребию Феофила в сан Новгородского архиепископа.
Летописи отметили демонстративную холодность, проявленную им при встрече великого князя из новгородского похода 1 сентября 1471 года: тогда как вся родня и весь московский двор встречали победителя за несколько вёрст от столицы, митрополит встретил его лишь возле Успенского собора, "толко с мосту болшего сшед каменого до кладязя площадного, со всем освященным собором". Эту фразу следует понимать так: митрополит, встречая великого князя, спустился по ступеням высокого южного крыльца Успенского собора и, пройдя несколько шагов, остановился у колодца, находившегося на Соборной площади. Учитывая повышенное внимание к церемониалу, присущее Ивану III, можно не сомневаться: князь понял смысл этого демарша.
Отношение к браку с Софией Палеолог
Митрополит Филипп был против преступного, с его точки зрения, брачного союза Ивана III с униаткой Софьей Палеолог. В 1472 году он выступил энергичным противником допущения в Москву папского легата Антонио Бонумбре, сопровождавшего Софию, когда оказалось, что легат путешествует в преднесении водружённого на высокое древко "крыжа", т. е. римо-католического креста. Митрополит грозил покинуть Москву в момент въезда в неё легата. Хотя он и не сделал этого, по его настоянию легату было приказано еще за 15 верст до Москвы спрятать крыж. В Москве митрополит при помощи книжника Никиты Поповича подготовил устройство богословского диспута с кардиналом, но тот отказался на диспуте от ответов, сославшись на то, что с ним нет книг. Официальная великокняжеская летопись утверждает, что именно митрополит венчал Иоана III, однако неофициальный свод отрицает участие митрополита в этой церемонии: "венча же протопоп коломенскый Осея, занеже здешним протопопом и духовнику своему не повеле..."
Постройка нового Успенского собора
В последние годы своей жизни митрополит Филипп был занят главным образом сооружением нового соборного храма в Москве. Старый Успенский собор стал приходить в ветхость: своды его треснули, нужно было поддерживать их деревянными подпорами.
Подготовительные работы по строительству начались осенью 1471 года. "Тое же осени Филипп митрополит повеле готовити камень здати церковь святыа Богородица". Строительство требовало больших средств. Основная тяжесть платежей легла на митрополичью кафедру. Принудительные взносы черного и белого духовенства, добровольные пожертвования бояр и купцов пополнили митрополичью казну.
30 апреля 1471 года состоялась закладка нового собора. Митрополит Филипп под непрерывный колокольный звон собственными руками заложил первый камень в основание будущего храма. Образцом для него должен был стать собор Успения во Владимире.
В 1473 в Москве случился пожар. Митрополит Филипп на время пожара ушёл в монастырь Николы Старого, располагавшийся на посаде в полуверсте от Кремля.
Полностью выгорел дворец митрополита, в чём он увидел проявление Божьего гнева. От потрясения у него отнялись рука и нога. Филипп стал проситься в монастырь, но великий князь не согласился на это, а приказал перевезти святители на время в Богоявленское подворье Троицко-Сергиевой Лавры. Прибыв туда, Филипп потребовал себе духовника, причастился, попросил соборовать себя. Великого князя просил только об одном - достроить соборную церковь, которая к тому времени была доведена лишь до половины своих стен. "Всё готово уже, - говорил умирающий архипастырь, - только позаботьтесь".
В ночь на 5 апреля 1473 года митрополит Филипп скончался. 7 апреля был погребён в стенах своего любимого детища - строящегося Успенского собора.
Память
После кончины Филиппа на его теле найдены были тяжелые железные цепи - вериги. Никто, даже митрополичий духовник и келейник, не знали, что Филипп смиряет свою плоть столь суровым способом. Напрасно великий князь допытывался, кто делал ему вериги: от одного кузнеца, крещенного из татар, узнал только, что митрополит велел ему приковать к цепи одно звено. Но и за это разглашение тайны, виновный понес наказание: ему казалось во сне, что сам святитель, обличив его нескромность, бил его веригами. Встав от сна, наказанный чувствовал боль во всем теле, от которой избавился не ранее месяца, по молитве к оскорбленному им святителю.
27 августа 1479 было обнаружено, что тело митрополита Филиппа почти не подверглось тлению.
"И открыша гроб, видеша его лежаща всего цела в теле, яко же и пресвященныи митрополит Иона, и ризы его ни мало не истлеша, а уже по преставлении его 6 лет и 5 месяц без 8 дней, и видевше сие прославиша Бога, прославляющаго угодник своих..."
Для окончательного подтверждения святости Филиппа недоставало лишь чудесных исцелений возле его гроба, но никаких чудес зафиксировано не было. Вопрос о его канонизации был закрыт. Гробница митрополита Филиппа в Успенском соборе со временем была потеряна.
На 2009 год его имя было включено в состав Собора Московских святых в лике святителя, с днями памяти в 5 апреля и 27 мая. В Минее-май, ч. 3, изд. Московской Патриархии, с. 225 и 535 память под 27 числом сформулирована так: "Cвятителей Московских Киприана, Фотия и Ионы (обретение и перенесение мощей, 1472), и с ними святителя Филиппа Перваго (†1474), митрополитов всея Руси", однако в публикуемых молитвословиях (тропаре и кондаках) имя Филиппа не фигурирует.
Труды
Митрополит Филипп был автором ряда посланий: послания новгородцам о неотъемлемости церковных имуществ, сходного с посланием митрополита Феодосия на ту же тему, послания в Вятку с призывом помочь Москве в казанских походах 1468-1469 годов, двух посланий в Новгород 1471 года против признания западнорусского митрополита и послания о помиловании новгородцев, подчинявшихся великому князю после поражения на Шелони. В послании во Псков митрополит давал согласие на построение в городе шестого собора, в послании Троицкому игумену просил о прощении некоего старца Памвы.
К числу литературных предприятий митрополита относится также поручение, данное им и великим князем новокрещёному еврею Феодору, перевести с еврейского языка книгу "мирских псалмов" (сборник "Махазор"). Возможно, что это поручение связано с усилившимся в то время стремлением к установлению автокефалии Русской Церкви и связанным с такой политикой стремлением отойти от исключительной опоры на греческие церковные памятники.