Мученица Нина
(Кузнецова Нина Алексеевна, +14.05.1938)
(мученица Нина Кузнецова с родителями Алексеем и Анной)
Великая сия тайна есть — как выбирает человек путь жизни духовной, как обретает душа пути к рекам воды живой, текущим в жизнь вечную. И испив из ее чистых источников, уже никогда не хочет вернуться к призрачным ценностям мира сего. Только здесь, у Креста Христова, под покровом Православной Церкви душа обретает подлинный мир, истинное измерение всех ценностей и качеств, когда она может обо всем мире судить, а о ней мир не может судить, потому что он не духовен, а душевен и плотян. Душевный человек не принимает того, что от Духа Божия, потому что он почитает это безумием; не может разуметь, потому что о сем надобно судить духовно. Но духовный судит о всем, а о нем судить никто не может (1 Кор. 2, 14–15).
Северная Русь завоевывалась и утверждалась не столько доблестью воинской, сколько благодатной силой подвижников. И там, где не было подвижников-монахов, там были праведные священники, как Леонид Устьнедумский, мощи которого покоятся в городе Лальске, или подвижники-миряне, как святой праведный Прокопий в Великом Устюге. Настоящая, подлинная история Руси — это история ее подвижников, потому что там, где были подвижники и молитвенники, где были святые, там загорался благодатный огонь православной веры, там Христос зримо показывал Себя в Церкви Православной. Где была Церковь Православная, там утверждались центр и ценность человеческой жизни, открывались райские двери.
Блаженная мученица Нина родилась 28 декабря 1887 года в селе Лальске Архангельской губернии в благочестивой семье урядника Алексея Кузнецова и жены его Анны. Она была единственным ребенком, и родители любили ее до чрезвычайности. Они мечтали выдать дочь замуж, но Нина с детства любила только молитву, монастыри и духовные книги. Храмов тогда было немало, в одном только Лальске шесть, хотя в те годы это было небольшое село. Посмотрел отец на тяготение дочери к духовному и решил, что не благоприятно для нее будет спасение на путях жизни семейной. Раз так, то неразумно будет и препятствовать ее духовным стремлениям. Отец отдал ей амбар, в котором сам смастерил полки, и стал покупать ей духовные книги. Так у Нины собралась богатая библиотека, и не было для нее большего утешения, чем чтение книг. Она много молилась, многие молитвы знала наизусть, на память читала Псалтирь. В постоянной молитве и трудах душа ее возрастала и укреплялась в чистоте, добродетелях и совершенстве. Тогда же она стала принимать странников и людей обездоленных.
Родители вполне смирились с выбранным ею жизненным поприщем, да и сами видели, что наступило время гонений, и уж какая теперь счастливая семейная жизнь, когда христиан начинают преследовать, мучить и убивать.
В 1932 году власти арестовали Алексея и Анну, которые были уже в преклонных летах; они не выдержали тягот заключения и вскоре скончались. Власти собирались арестовать вместе с ними и Нину, но во время ареста родителей ее от переживаний разбил паралич, и впоследствии она с трудом передвигалась и почти не владела правой рукой. Когда нужно было перекреститься, она всегда помогала себе левой рукой. Не случись с ней болезни, осудили бы и ее на заключение, но из-за ее немощи, продержав месяц в Котласской тюрьме, Нину отпустили домой. По той же причине власти оставили ей дом и все имущество, которым она распорядилась как нельзя лучше. Дом был большой, пятистенный, с огромной кухней, где на полатях умещалось до двадцати человек и на печи пять, была еще большая комната, которая вся занималась народом, в основном женщинами, у которых были арестованы мужья, а имущество отобрано. Все они шли к Нине, у которой находили приют и пропитание. Она сама укладывала их ночевать, что было для нее нелегко из-за болезни.
После закрытия в начале революции Коряжемского монастыря братия его перебралась в Лальск, здесь образовался монастырь из двенадцати человек. Под храмом, в бывшем складском помещении, монахи сложили печь, прорубили два окошка, перегородили склад надвое и у них получилось две кельи. Здесь они жили, а служили в лальском соборе, и в своей жизни, и в церковной службе полностью сохраняя монастырский устав. Уже и монастырей в Северной Руси не осталось, а здесь был монастырь, и двенадцать человек братии сохраняли монашеское благочестие и благочиние. Настоятелем монастыря был игумен Павел (Хотемов). Родом он был из зырян, из глухой деревни неподалеку от Усть-Сысольска. Грамоте его обучил благодетель учитель, который преподавал в городе, но каждое лето, возвращаясь домой, проходил через село, где жили родители мальчика. Учитель давал ему задание на лето, объяснял урок и уходил, а на обратном пути принимал выполненное и задавал новое, и так мальчик обучился грамоте. На всю жизнь отец Павел сохранил благодарность своему учителю и поминал его за каждой литургией. Но еще больше он был благодарен тем, кто пробудил в нем интерес к грамоте духовной, любовь ко Христу и монашеской жизни. Был он тогда подростком, и вот деревенские женщины собрались идти на богомолье в Киев пешком и предложили взять с собой и его. Он быстро собрался, даже шапки не взял. Путешествие заняло целый год. Вот тогда, у мощей преподобных в пещерах Киево-Печерского монастыря, он вполне понял и оценил, что это такое – спасительный монашеский путь. «Я за тех женщин, кто меня в Киев водил, каждый день молюсь, - говорил отец Павел, - если бы не попал я тогда в Киев, то не стал бы монахом, а не стал бы монахом, то не спасся бы». «А теперь, батюшка, спасешься?» - спрашивал его послушник Андрей Мелентьев. «А как не спасусь?! Бесы меня потащат в ад, так я вот так руки расставлю да скажу: я христианин! Нет вам до меня дела!»
Отец Павел был большим подвижником. Он помнил на память больше шестисот имен людей, за которых постоянно молился за литургией. Чтобы иметь возможность помянуть всех, он приходил в храм за несколько часов до начала обедни, совершал проскомидию и молился за каждого человека. Когда его спрашивали, что такое монастырь, он отвечал: монастырь — это семнадцатая кафизма и кислая капуста каждый день, в простоте своего сердца выделяя для вопрошающего главное — молитву и пост. Сам он постился весьма сурово. Бывало, принесет ему кто-нибудь домашнего печенья или ватрушек вкусных. Отец Павел посмотрит, пощупает и эдак скажет со смехом: «Ой, ой, сильно хорошие, да жалко». И уйдет. Эти ватрушки потом так и лежат, пока не засохнут.
Нина забирала эти сухари у отца Павла, размачивала их в ковше с водой и ела. Это и была вся пища подвижницы в течение многих лет.
После того как в 1928 году и этот монастырь в Лальске был властями закрыт, часть братии и среди них игумены Павел и Нифонт, который был в монастыре казначеем, нашли приют в доме блаженной Нины.
Монастырский устав блаженная соблюдала строго. Спала она четыре часа в сутки и в два часа ночи неизменно становилась вместе с монахами на молитву. И никогда она не пила ни чаю, ни молока, не ела сахара и ничего вкусного, а вся ее каждодневная еда состояла из размоченных в воде сухарей. И это при том, что в горнице у нее самовар со стола не сходил, один вскипит, другой ставят, а за столом вокруг самовара люди сидят, чай пьют, обедают, полон двор лошадей, потому что и проезжие у нее останавливались: за постой платить не надо, да и искать не надо, дом блаженной Нины, урядниковой дочки, каждый укажет, а уж в доме все не по мирскому, а по простому православному обычаю устроено — всякий здесь находил кров и какое-то пропитание; у кого был излишек хлеба, муки или крупы, те, уезжая, оставляли его для других. Гости хозяйки располагались обычно вокруг стола, но сама Нина никогда за стол не садилась, а в углу перед печью у загородочки на чурбачке. Она никогда не спала на постели, ляжет в углу избы под умывальником, натянет калечными руками на голову одеяло, свернется калачиком и спит. В храме она присутствовала за каждой службой; устраивалась где-нибудь на клиросе и делала вид, что спит. Но стоило кому-нибудь запнуться в службе, как она сразу подавала голос и читала, что следовало дальше, потому что службу она знала наизусть. Зрение у отца Павла было худое, и он, зная, что блаженная помнит службы и церковный устав, бывало, открывал из алтаря дверь и спрашивал оттуда: «Нинка, какое зачало Апостола и Евангелия читать?» Она тут же и отвечала: такие-то, и никогда не ошибалась.
В это время за псаломщика на клиросе был послушник Андрей Мелентьев. Многих из тех, кто пел раньше в церкви, кого закулачили, кого выслали, а некоторые сами разъехались и попрятались. Остались только старушки-матушки да купчихи-старушки, да иных старушек насобирает псаломщик и с ними поет. А пока с ними поет, забудет вовремя нужный Апостол найти, а пора уже выходить читать. Блаженная сидит на клиросе с закрытыми глазами, делая вид, что спит, и в этот момент говорит: «Открывай зачало...» — «Ну, не мешай, Нинка», — ответит послушник, а сам спешно ищет. Первое время он не верил, что она ему верно говорит, но потом, многократно убедившись в этом, уже не проверял.
В тридцатых годах из монастырских священников остался только игумен Павел (Хотемов), и стали прихожане опасаться — сможет ли вести каждый день службу старец, который из-за возраста становился весьма немощным. Отец Павел хотел пригласить служить иеромонаха, только что вернувшегося из заключения, но староста храма испугалась и воспротивилась этому. Тогда пригласили протоиерея Леонида Истомина, служившего в селе Опарино. Он был родом из Великого Устюга, до революции был лесничим, а после революции, в самый разгар гонений на Церковь, выразил желание стать священнослужителем и был рукоположен. Очень переживали отец Павел и блаженная, а ну как придет мирской протоиерей и нарушит устав монастырский. Он придет настоятелем, как его не послушаться, если он потребует сократить службу? Андрей Мелентьев сказал блаженной: «Нинушка, давай так уговоримся — не будем поддаваться, пока он сам не запретит. А и то — поспорим немножко. Скажем: батюшка, во-первых, собор, а во-вторых, в городе был монастырь, люди здесь просвещенные, понимают службу. Вот мы и держимся за церковный устав, чтобы пороку нам от людей не было. А если уж вы благословите — так и будет, как благословите». А заранее решили они священника ни о чем не спрашивать. Отец Леонид, прослужив несколько первых служб, ничего не сказал, так и осталась у них в соборе полная монастырская служба.
По молитвам и заступничеству блаженной Нины собор в Лальске долго не закрывался, хотя власти не раз принимали шаги к прекращению в нем богослужения. В начале тридцатых годов они все же распорядились закрыть собор, но блаженная тогда стала писать в Москву решительные письма, собрала и отправила ходоков и действовала столь твердо и неотступно, что властям пришлось уступить и вернуть собор православным.
В начале 1937 года сотрудники НКВД арестовали отца Леонида Истомина, послушника Андрея Мелентьева, старосту храма, певчих, многих прихожан и последних еще остававшихся на свободе священников. Все они были этапированы в Великий Устюг и заключены в храме Архангела Михаила, превращенном в тюрьму.
31 октября 1937 года сотрудники НКВД арестовали блаженную Нину, но обвинения против нее не нашли. Полмесяца продержали блаженную в Лальской тюрьме, ни о чем не спрашивая, не предъявляя обвинения. Власти принуждали к лжесвидетельству против блаженной многих людей, но согласился на это только один — заместитель председателя Лальского сельсовета. Он дал показания о том, что блаженная Нина является активной церковницей, которая не только противится закрытию храмов, но неустанно хлопочет об открытии новых. «Летом 1936 года, когда поселковый совет намеревался закрыть церковь в Лальске, — показывал он, — Кузнецова организовала кампанию, приведшую к срыву этого мероприятия, она собирала подписи и проводила собрания верующих, предоставляя для этой цели свой дом. В августе 1937 года сельсовет начал собирать подписи среди жителей Лальска, которые желали бы закрыть храм, но Кузнецова снова собрала собрание верующих в своем доме и, таким образом, сорвала мероприятие, намеченное к проведению советской властью. Когда был арестован псаломщик Мелентьев, Кузнецова сразу же стала хлопотать за него, просить, чтобы его освободили, брала его под защиту».
После этих показаний в середине ноября блаженной Нине было предъявлено обвинение, и она была допрошена.
— Следствие располагает данными о том, что вы на протяжении ряда лет предоставляли свою квартиру для сборищ церковников, так ли это?
— Да, у меня в квартире до сих пор проживает священник Павел Федорович Хотемов, а также приходили другие верующие по вопросам церкви и службы в ней.
— Следствию известно, что вы по вопросу открытия лальского собора говорили: «Эта власть долго не продержится, все равно скоро будет война и снова все будет по-старому». Так ли это?
— Нет, этого я не говорила.
Виновной себя перед советской властью блаженная не признала.
Но что было делать с калекой, само содержание которой в тюрьме было для властей не удобным, а по известности блаженной среди народа и страшным — и на следующий же день после допроса она была отправлена в тюрьму города Котласа. 23 ноября 1937 года Тройка НКВД приговорила блаженную Нину к восьми годам заключения в исправительно-трудовой лагерь. Блаженная Нина была отправлена в один из лагерей Архангельской области, но недолго пробыла здесь исповедница. Она умерла в концлагере 14 мая 1938 года.
Причислена к лику святых новомучеников и исповедников Российских на Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви в августе 2000 года для общецерковного почитания.
Арестованные ранее священники, в частности отец Леонид Истомин, были заключены в это время в храме Архангела Михаила в Великом Устюге. Православных поместили в небольшую камеру над алтарем, там же были собраны все священники и диаконы из Лальска. Лежа служили всенощные под большие праздники, священники во время службы, не приподнимаясь с нар, подавали вполголоса возгласы. Два года пробыл отец Леонид Истомин в тюрьме и лагере вместе со своими прихожанами, а затем его среди других священнослужителей отправили на лесозаготовки в Карелию. Условия содержания были такими, что заключенные вымирали целыми лагерями. Здесь принял кончину и отец Леонид.
Преподобный Бриок (Бриан, Бриёк) Путешественник (лат. Briocus, Briocmaglus - почитаемый князь; Brioc, Bryan, Brieuc), епископ
Родился в Кардигане (Южный Уэльс). Достоверных сведений о его жизни не сохранилось. Согласно житию, сложившемуся не ранее XI в., родители Бриока Керп и Эльдруда были язычниками, которым явился ангел, призвавший их отречься от язычества. Отец Бриока отрёкся, но к христианской вере, тем не менее, не обратился. Некоторое время спустя ангел снова явился родителям с повелением поручить Бриока сятителю Герману, епископу Осерскому, посланному в Англию для борьбы с ересью пелагианства, который впоследствии и стал его духовным наставником.
Герман рукоположил Бриока во священника, и тот отправился к своим родителям, чтобы убедить их принять христианство. Родственники отметили его приезд торжественным пиршеством, во время которого один из участников сломал бедро. Бриок тут же исцелил его, произведя тем самым на всех большое впечатление. После явленного чуда родственники Бриока стали христианами. В житии также упоминается чудо с кувшином: в детстве Бриок был наказан родителями за то, что подарил кувшин прокажённым, однако в ответ на его молитвы взамен утраченного чудесным образом появился дорогой медный.
Бо́льшую часть жизни Бриок провел в Уэльсе, был назначен епископом, но уже в преклонном возрасте (ок. 480 года), спасаясь от набегов пиктов и саксов, вместе с другими бриттами бежал в Арморику (совр. Бретань, Западная Франция). Морское чудовище, напавшее на корабль, на котором он плыл, исчезло тотчас же, как только святой начал читать молитвы. Согласно другому эпизоду жития Бриока, один из вождей Корнуолла, Конан, принял христианство, став свидетелем того, как святой усмирил стаю волков, напавших на основанный святым Бриоком монастырь (теперь носящий его имя - Сен-Бриё), который является предполагаемым местом его смерти.
Около 850 года мощи преподобного были перенесены в Анжер, другие реликвии остались в кафедральном соборе монастыря.
Почитание преподобного Бриока распространено в Уэльсе, Корнуолле и Бретани. Благодаря своим щедрости, великодушию и милосердию Бриок почитается покровителем творящих милостыню.
В иконографической традиции он обычно изображается в виде старца, окруженного волками, с медным кувшином у ног.
Святитель Аматор (Аматр, Амадур, Агапит) (лат. Amator - любящий, фр. Amatre, Amadour, греч. Ἀγαπητὸς), епископ Осерский
Родился около 344 года в Осере. Его отца звали Прокилид, мать - Усикиола, она была родом из Отёна. Родители будущего святителя были богаты и владели обширными поместьями; Аматор был их единственным ребёнком. С детства он обладал особым благочестием, и ещё мальчиком обратил на себя внимание святителя Валериана, епископа Осерского. Под его руководством он изучал богословие, что в то время однозначно расценивалось как подготовка к принятию священства.
По настоянию родителей Аматор вынужден был жениться на девице Марфе, но по согласию супругов брак был девственным. Со временем они оба приняли монашеский постриг.
По некоторым данным, вступить на стезю подвижнической жизни Аматора убедил епископ Осерский Елладий. В 387 году Елладий скончался и в следующем 388 году Аматор был избран новым епископом Осерским.
Построил новый кафедральный собор во имя первомученика Стефана; открыл в Антиохии и привез в Галлию мощи святых Кирика и Иулитты.
Епископ Аматор похоронил свою бывшую супругу, умершую раньше него. Впоследствии преподобная Марфа была прославлена как местночтимая святая.
Скончался мирно в 418 году. Похоронен в выкопанной им самим пещере на горе Монтартр. В XI веке его мощи были перенесены в кафедральный собор Осера.
Житие свт. Аматора, приписываемое его ученику и преемнику св. Герману, в действительности создано в VI веке свящ. Стефаном Африканским.
В греческих месяцесловах святитель назван Агапитом, но речь безусловно идёт об одном и том же человеке.
Преподобноисповедник Трифон (Скрипченко), архимандрит, местночтимый святой Донецкой и Северодонецкой епархий
Память в Соборах Святогорских и Старобельских святых (Укр.)
В миру Тихон Васильевич Скрипченко. Родился в 1865 году в селе Прорубь Сумского уезда Харьковской губернии в крестьянской семье.
17 января 1890 года поступил на послушание в Святогорскую пустынь. Окончательно в число послушников был определен 15 марта 1895 года.
13 июля 1897 года принял монашеский постриг с наречением имени Трифон. 16 августа того же года рукоположен во иеродиакона.
13 июля 1899 года рукоположен во иеромонаха.
1 августа 1900 года отправился из Одессы с войсками на Дальний Восток, где нес послушание священника в рядах действующей армии, участвующей в подавлении так называемого «Боксерского восстания» в Китае. В декабре того же года возвратился в Святогорский монастырь.
27 марта 1903 года назначен на должность казначея Святогорской обители.
3 мая 1909 года был возведен в сан игумена. Указом от 8 мая того же года (за № 6389) Святейший Синод повелел игумену Трифону вступить в управление Ряснянской Свято-Димитриевской обителью.
Однако, в связи с тяжелой болезнью настоятеля Святогорского монастыря, остался в обители и принял на себя временное управление монастырем.
В 1909 году был избран братией настоятелем Святогорской пустыни.
1 октября 1910 года возведен в сан архимандрита.
В годы настоятельства архимандрита Трифона обитель находилась в полном своем расцвете и отличалась не только внешней благоустроенностью, но славилась и строгой высокодуховной жизнью монашествующих. При нем было благоустроено монастырское кладбище, построена Всехсвятская кладбищенская церковь, возведено несколько каменных корпусов, предназначавшихся для нужд братии и богомольцев.
С приходом советской власти для архимандрита Трифона начинается путь исповедничества. Примером того, что он пережил в годы разорения обители (1917 - 1922 гг.) служит одна из записей монастырского летописца иеродиакона Луки (Грицкевича):
"В полчаса четвертаго 2/15 января вечера из-за моста к воротам гостиницы на шестнадцати подводах подъехали шестьдесят хорошо вооруженных, одетых частью в военную форму, частью по-штатски молодых людей… Около восьми часов утра очередной иеромонах совершил проскомидию поздней Литургии и иеродиакон, выйдя на амвон, провозгласил: «Благослови, Владыко»,- как вдруг бандиты явились в храм, набросились на священнослужителей и начали тащить их в ризах вон из церкви, но затем по просьбе дали им разоблачиться и выгнали на тротуар, куда согнали всех монашествующих (с настоятелем архимандритом Трифоном, казначеем игуменом Герасимом, духовником иеромонахом Каллистом), поставили в ряды и начали обучать воинским приемам; причем, над многими чинились разныя пытки: били, толкали, разули на снегу настоятеля и надели на него опорки, стригли волосы, заставляли курить, пить чернила, уксус. Так продолжалось до двух часов дня. После этого погнали всех в трапезную церковь, где вновь подвергались издевательствам, какия только могли тогда бандиты изобресть, особенно на настоятеля извергалась разная хула и ругательства".
12 июня 1922 года Донецким губернским ревтрибуналом, заседание которого проходило с 8 июня в городе Бахмуте, в числе 9-ти человек из святогорской братии был осужден за сокрытие церковных ценностей от изъятия в помощь голодающим. Приговорен к 2 годам принудительных работ с лишением свободы.
В дальнейшем, по свидетельству некоторых духовных чад, отец Трифон был осужден и сослан на каторжные работы. После каторги ему было запрещено возвращаться в родную Харьковскую область. Не желая поселиться далеко от Святогорской обители, он избрал для жительства село Сватова Лучка, находившееся в 70 километрах от Святогорья, но уже в другой области — Луганской. Здесь он жил до конца своих дней.
Некоторые скудные сведения судьбе архимандрита Трифона находятся в дневниках архидиакона Авраамия, также претерпевшего изгнание из святой обители вместе с ним и другими братиями:
«Покойный наш настоятель Трифон также долго скитался, не имея где главы подклонити, жил в пустынях гор Кавказа, но и оттуда был изгнан и преследуем. Наконец, по многом скитании, после уз осел в селе Сватова Лучка на приходе, где и окончил свое земное назначение, скончався в старости на 74-м году от рождения… Сей муж был прост, кроток, смирен и начитан Словом Божиим.»
Скончался мирно 14 мая 1939 года в 4 часа дня.
В день похорон была закрыта церковь села Сватова Лучка, и с нее были сброшены на землю железные кресты. Один из них был поставлен на могиле скончавшегося в изгнании настоятеля-исповедника. Благодаря этому спустя 63 года новая братия Святогорской обители без особых затруднений смогла отыскать среди других погребенных могилу архимандрита Трифона. Она находилась в одном ряду с могилами его почивших духовных чад, многие из которых были тайно пострижены отцом Трифоном. Место погребения с благоговением почитается православными христианами.
8 мая 2008 года Священный Синод Украинской Православной Церкви принял решение о канонизации архимандрита Трифона (Скрипченко) в лике местночтимых святых Донецкой епархии в числе святых подвижников благочестия, "иже во святых горах на Донце" подвизалися.