начало тут:http://filin-dimitry.livejournal.com/104871.html
Жизнь в пустыне
Воспоминания о жизни в горах[26]
- В день святой Параскевы, 14 октября, я взял палку в руки, листва на деревьях в лесу наполовину была опавшая, наполовину еще украшала деревья, и, окончив свое правило там, в колибе, подумал: пойду-ка и я в горы. И пошел. Когда закончил все правило, глотнул немного чаю с кусочком хлеба и что там у меня еще было и отправился в лес, чтобы получше узнать эти места.
И дохожу до одного места, а там было болото, знаешь, как оно бывает в лесу, покрытое травой. Росли там лопухи, трава, но знаете, сколько её? Осенью трава жухнет, а та, что на болоте, стоит зеленая. Сижу на пенечке усталый, я ведь ушел из колибы, может, на километр, а то и на два и все в гору. И там, посреди этого болота, вижу вдруг пучок голубеньких цветов.
Я, сидя на этом пне, вспомнил, какая бывает служба святой Параскеве в Яссах: вот сейчас служит митрополит, там настоятели, как это было, когда и я бывал у святой Параскевы. Я смотрел дальше, так видны были только лесные петушки, из тех, что с красными гребешками, черные, они стучат так: «Чак, чак, чак» - и продалбливают ствол и выклевывают из него червячков. Страшные такие… Они похожи на черных дятлов, но сильнее их. Только их я встречал там. Было много поваленных деревьев, но никто их не убирал, не видно было следов ни топора, ни пилы.
- Петушки большие?
- Лесные петушки – это не те петушки, что водятся в березах или терновнике, они больше тех зеленых дятлов, что залетают сюда, и у них красный гребешок, как у петуха. И они только так кричат и стучат по пню, чтобы выклевать червячков. И смотрел я на них, как они кричали там, слушал их и смотрел, один. И пошел я к середине болота и взял те голубенькие цветочки в руку. А они, ведь была уже осень, на них легла как бы роса какая-то утром, и не исчезла эта роса. Она стояла на них словно слезинки, а лепестки у них внутри были точно фиалка, и это желтое пятнышко посередке, они словно плакали… Я смотрел на них: такие красивые и такие нежные, что было изумительно смотреть на них. И подумал я: «Господи, как же украсил вас Бог!». И ты глянь, вот уже несколько раз ложился иней там, в лесу, а поскольку была еще листва на деревьях, то он их не коснулся. И посреди этих зарослей травы, этого мятлика широколистного, они прятались там. Увидел я это и посмотрел на них, и у меня потекли слезы: «Ты глянь, какая красота у одних только этих цветков! И как же их украсил Господь! А как не побил их иней, как же заботится о них Бог!».
Когда я сидел там, помысл сказал мне пойти к горе, что с полянами, - к холму Овчаренки. Пойду к нему, ведь там был высокий крест, метров пять, и на кресте том было написано: «Пастух Георгий Лупеску». Он был водружен одним пастухом. Там были большие пастбища, большие овчарни. И у меня было обыкновение ходить к этому месту по пятницам читать акафист Святому Кресту. Ибо от меня, от колибы, в которой я жил, дотуда путь был часа на два или больше, пока я выйду к этому кресту. Постоял я там. Был такой красивый вид оттуда! Видны были следы двух мировых войн. С 1916 года стояли траншеи, вырытые для установки орудий так, что видна была вся долина Бистрицы, а с этой[27] войны остались новые траншеи. Там шло сражение вокруг креста. И я сказал: «Ты глянь, сколько бед было на свете из-за грехов этих войн!»
____________________
[26] – Запись беседы 1970-х гг. с отцом Клеопой о периоде его отшельничества в горах Стынишоара (Овчаренка).
[27] – Второй мировой войны.
(горы Стынишора (Овчаренка) в Румынии)
Я побывал там. С одной стороны расстилался лес, прямо внизу, а с другой видно было до верхушек елей, до самых Калиман. Я постоял там, а когда спустился вниз, в долину, то, придя на поляну, натолкнулся на олений рог, он был один. «Ну, - говорю, - какой же он красивый!». Олени иногда, когда состарятся, не сбрасывают оба рога, а только один. И я взял его, взвалил на спину и понес. Я думал: «А зачем мне нести его в колибу, - у меня была колиба тогда, - зачем он мне нужен? Но, может, придет какой-нибудь верующий здешний, какой-нибудь пастух, и я отдам его ему». Потом подумал: «Ну и тяжелый же он!». Нужно было еще далеко нести его на спине. Дойду до опушки леса и сниму его. «Лежи тут! Кто-нибудь найдет тебя». И спустился в долину.
Когда я снова пришел в колибу, лампадка горела у Святыни[28]. Я разгреб горячую золу в кострище, нашел еще огонь в ней, и у меня были дрова, принесенные загодя. Я хорошо запасся, потому что близилась зима, у меня было дров с телегу- другую. Это были сухие вязы, когда их подденешь вот так, они выходят целиком, вместе с корнями. Я их все таскал, а то начнется вьюга, и натаскал себе довольно дров.
Я был усталый, ведь я не отдыхал в тот день – то поднимался в гору, то спускался с горы. Уже поздно было, когда я сварил себе две картофелины, прочитал молитвы на сон, перекрестил корень ели, под ним было много хвои, и лег на нее лицом к огню.
_____________________
[28]- Возле Святых Таин.
Я лег как всегда спокойный, думал о моем одиночестве. Ночью я просыпался, чтобы следить за огнем. У меня были крепкие буковые кряжи, и я подбрасывал их в огонь, они давали больше огня и дольше горели, а те гнилые дрова вмиг сгорают. Когда я хотел уже подбросить дров в огонь, вдруг слышу какой-то гул: уу-ууу, уу-уу, уу-уу… «Что это?- думаю.- Что? Началась война? Самолеты? Что это может быть здесь, в этой пустыне?» Это был сильный гул, и чем дальше, тем он становился громче. Поднимаюсь в волнении, беру четки в руки, смотрю на огонь, подбрасываю в него дров. «Что это, Господи? Видно, началась война!» Мне казалось, что это самолеты пролетают сверху. Но гул доносился из той кручи, что была справа от меня, откуда я носил себе воду.
И тут вижу – из этой кручи выползает машина латунная, какой я с роду не видывал, машина бесовская! Латунная машина, она была высотой примерно вот такой вот.… И едет прямо на меня. А колес у нее были тысячи. Ты видел молотилку для пшеницы? Они вращаются вот так вот.… Тысячи колес с ремнями, и я вижу какую-то громадину над ними. И она медленно надвигается на меня. От той кручи было метров сто до моей калибы. И она медленно едет на колибу. Это было часов в одиннадцать с чес-то ночью.
Я вспомнил, что говорит святой Никифор, Патриарх Константинопольский[29]: «Где Святые Тайны, там живой Христос». Это Тело Его и Кровь Его! Он говорил, стоя перед Собором в Трулльском дворце: «Не станем более заседать в Трулльском дворце, продолжим в храме святой Софии, ибо, где есть Тело и Кровь Господня, там присутствует живой Христос!» И состоялся Собор в Святой Софии.
«У меня здесь есть Христос!»
Когда я увидел, что приближается тот… Он подъезжал медленно и гудел так, что дрожала земля, когда шла машина эта. Я смотрю: «Кто это?» - потому что увидел какую-то громадину сверху. Это был раввин в большой шляпе, с лисой на ней, как ты видел у раввинов жидовских; Они носят такую лису… Глаза у него были такие вытаращенные, наполовину черные, наполовину белые. И когда он приблизился к огню, то спросил громовым голосом:
- Что ты ищешь здесь?
Святые отцы говорят – ты встречал это у святого Григория Синаита[30],- что не надо отвечать ему, да и вовсе не надо обращать на него внимания. И я не ответил ему устами, но сказал в уме: «Я пришел сюда, чтобы молиться Христу», - он ведь спросил: «Что ты тут делаешь?».
И, когда он спросил это, содрогнулась вся та местность. И когда я увидел, что он уже тут, что остается только шаг до огня, и он сейчас наедет на меня и раздавит этой машиной, то обнял ту елку, на ней была коробочка со Святыми Тайнами, крепко сжал её и стал шептать:
- Господи Иисусе…
И когда я схватился за елку, он сказал:
- Я тебе задам хлопот!
Я твердил:
- Господи Иисусе…
Он был справа от меня, по ту сторону от огня, я заплакал и все молился. И тут он подался назад-назад, медленно так. как и наезжал, вот так подался назад, крутя колеса. И когда он оказался на краю кручи, то перекувырнулся через голову вместе с машиной. И когда рухнул, раздался страшный грохот. Я упал на колени от этого грохота и молился аж до часу следующего дня, от страха. Я не мог больше спать. А уши у меня были заложены после этого еще дня два-три. Он рухнул с этой кручи, и больше я не видел ничего.
Это было вечером на святую Параскеву, с 14-го на 15 октября. Да, припоминаю. Это было страшно! А потом, когда я поднялся с земли, колени мои были как деревянные. Я плакал, так больно было мне ступать на ноги. Тогда я прислонился к елке и так еле-еле поднялся. Я взял свои четки и пошел вниз к вязовому пню, где оставлял корм для птиц, туда слетались всякие птицы. Я стоял там и все поражался. Ты слышишь, что он говорил? «Я задам тебе хлопот!»
- И у вас еще были с ним хлопоты?
- Я его еще видел, он являлся мне в образе солдата – я видел себя ночью во сне с офицерами. А затем в «Добротолюбии» у святого Диадоха, что у бесов есть обыкновение являться в образе солдат[31]; но это было во сне, а так не было ничего.
__________________
[29]- Будущий святитель Патриарх Константинопольский Никифор, исповедник, был секретарем VII Вселенского Собора, утвердившего почитание святых икон. Впоследствии он пострадал от иконоборцев, помять совершается 2/15 июня и 13/26 марта.
[30]- Св. Григорий Синаит. Главы о заповедях и догматах. Гл. 71// Добротолюбие в 5 т. М., 1900. Т. 5. С. 209.
[31]- Блаж. Диадох, еп. Фотики. Подвижническое слово. Гл. 37 // Добротолюбие: в 5 т. М., 1888. Т.1. С.29.
- А наяву не было ничего?
- Нет. Тогда был самый большой призрак. Что сказать? Приходил еще медведь, поурчал-поурчал возле огня – тогда было много снега, но не пошел в мою сторону. А я взял топор. еще у меня была пила, и ударил обухом топора по пиле, он подпрыгнул и поскакал, думая, что это ружье, но потом сел на хвост и снова уставился на меня. Медведей было много, но они не приближались, думали, что здесь овцы, видели, что горит огонь, и думали, что тут отара овец, наверное.
Продолжение следует…
