17 марта в Русском на Афоне Свято-Пантелеимоновом монастыре традиционно, на протяжении вот уже более 130 лет, молитвенно почитается память игумена обители схиархимандрита Герасима. Эта традиция была установлена по благословению его преемника – иеросхимонаха Макария (Сушкина), поскольку именно благодаря старцу Герасиму в Пантелеимоновом монастыре возобновилось русское братство.
(Схиархимандрит Герасим Святогорец)
Схиархимандрит Герасим Святогорец был учеником и преемником старца-игумена схиархимандрита Саввы, строителя Прибрежного Пантелеимонова монастыря. Еще при жизни игумен Савва избрал его своим преемником, что подтвердила и вся братия. Родился отец Герасим в 1772 году в Македонии, в епархии Драма. Стал рясофорным монахом в возрасте 28 лет. На Святой Горе Афон подвизался с 1803 года. Вначале поступил в скит святой Анны, где был пострижен в мантию с именем Гавриил, а потом перешел в келлию святителя Николая Кутлумушского монастыря, где прожил один год. После этого он перешел в Русский Пантелеимонов монастырь, где в 1821 году и был пострижен в схиму.
Во время Греческой революции 1821 года был вынужден вместе со всей братией покинуть монастырь и Афон и скрываться в Морее (Пелопонес). Восстание греков вызвало реакцию османов, что самым непосредственным образом отразилось на Русском монастыре. Покровители монастыря Константинопольский Патриарх Григорий V и драгоман султанской порты князь Скарлат Каллимах были заподозрены в измене и казнены в 1821 году по приказу султана. Князь Каллимах, занимавший в это время должность господаря Валахии, куда вторглись мятежные этеристы во главе с Ипсиланти, был вероломно убит по пути на Афон в Пантелеимонов монастырь ночью на Великую Субботу. В самый же день Святой Пасхи был замучен Патриарх Григорий, которого турки повесили в полном облачении на вратах Патриархии. Спустя четыре дня в Светлый Четверток преставился и Игумен Пантелеимоновой обители схиархимандрит Савва. Стало также известно, что и весь монастырь, именуемый Русским, хотя русских в нем в это время не было вовсе, попал под подозрение в заговоре с Российским правительством, которое, как думал султан, координировало восстание. Опасаясь преследования, братия оставили Афон. Возвратились они лишь по окончании политических распрей.
В 1830 году о. Герасим был избран игуменом обители. Игуменство его было утверждено Патриархом Константином только в 1832-1833 годах, потому что во время греческого восстания и Патриарх девять лет скитался в Морее. Игумен Герасим был одним из самых деятельных сторонников возвращения русских иноков в Пантелеимонов монастырь. Но одного желания его было мало: нужно было убедить и смирить самих греков открыть ворота для русских, которых они категорически не хотели принимать. Наконец он добился исполнения воли Божией и сам принял русскую братию в монастырь. Вот слово его в день принятия русских в монастырь: «Возлюбленные отцы и братья русские, ты, отче Павле, со всеми прочими! Теперь мы вас приняли в святую сию обитель, и освятили для вас храм, и дали вам кельи — сей корпус с тремя церквями. Довольны ли вы этим?» Русские ответили: «Довольны, отче святый!» Игумен продолжал: «Теперь живите и благодарите Господа Бога, и Божью Матерь, и святого великомученика Пантелеимона, и святителя Митрофана. И за нас, грешных, молите Бога. Теперь надобно нам друг друга тяготы носить. Как мы, отцы наши и братья русские, будем стараться носить ваши немощи, так и вы понесите немощи нас, греков. Все мы немощны «яко человецы», падаем, некоторые из нас вспыльчивы и круты нравом. Если вам что скажут, а вы не поймете, или вас оскорбят, то сотворите поклон и скажите: «Прости, согреших». Что делать? Нужно терпеть. И Господь сказал: «В терпении вашем стяжите душы ваша» (Лк. 21, 19). А наипаче, отцы, старайтесь привыкать и подражать нашим общежительным уставам и обычаям, во всем следуйте нам, грекам и блюдитесь, чтобы не произошел от вас какой соблазн. На послушание ходите вместе с нами, греками. Через силу не работайте, а помаленьку, по своей силе. В кельи один к другому не ходите и келий своих никогда не запирайте — так живите и спасайтесь. О здешнем ни о чем не заботьтесь, готовьте себя к вечному. Для тела все вам будет дано: пища, одежда и дрова. А кто заболеет, есть у нас покойная больница. Кто помрет, того похороним с честью и со славой, и будет обитель и братия вечно поминать его. А из русских кто будет желать с нами жить, всех буду принимать только по вашему совету. Но знайте и помните, что сия обитель ваша вечная. Аминь».
Чтобы убедиться в истинной святости прекрасной подвижнической жизни старца Герасима, следует обратить внимание на состояние духа и на мирный характер его братства. Представьте сами, чего стоит дать братству, составленному из разнородных наречий, характеров и званий, одно направление жизненного пути, умиротворить мысли и дух его, смирить самую волю и твердо вести всех и каждого крестным путем строгого самоотвержения. Одно это показывает в сем настоятеле дух сильный и высокий, вполне развитый строгими опытами его собственной духовной жизни, от юности посвященной непорочному служению Господу.
Следствием такой жизни и дарований отца Герасима, который был монахом высочайшей духовности, является то, что русский монастырь на Святой Горе из-за строгости своих правил и по точности исполнения их занимал самое почетное место среди других обителей, был в одном ряду с первоклассными общежительными монастырями.
Отец Парфений (Агеев) писал, что отец Герасим «имеет удивительный дар рассуждения. Двести человек у него духовных чад, и всеми управляет он не как власть предержащий, а относится к ним по-отечески: кого наказывает, кого наставляет, кого со слезами увещевает, — и всех любит как чадолюбивый отец. Никогда дверь кельи у него не затворяется. Она как врачебница. И вся братия: духовные его чада, здоровые и больные, — спешит к своему духовному пастырю. Он же, выслушав и проводив всех, и сам идет из своей кельи прежде навестить болящих братьев. Потом обходит все кельи, посещая всех рабочих и рукодельщиков, а затем выходит из монастыря, чтобы увидеть всю братию, трудящуюся на разных послушаниях, и сам работает вместе с ними. И так препровождает все дни в непрерывных трудах. К трудам братию он никогда не принуждает, но, наоборот, еще удерживает и часто приказывает отдыхать. В церковь всегда является прежде всех. Часто на трапезе слышат его устные поучения и наставления, а иногда он обличает немощи и недостатки. Но имя ничье не объявляет, только говорит о сути проступка. Говорит всегда со слезами и с отеческой любовью, чем и всю братию приводит в умиление и слезы. И смотрят братья на него, как на ангела, повинуются ему, как Богу, трепещут перед ним, как перед государем, а любят его как отца. И не только одни его чада почитают его, но и вся Афонская Гора его ублажает как строгого хранителя общежительных иноческих уставов. В одно время пришел в Руссик монах Артемий и стал проситься в монастырь. Просился с тем условием, чтобы приняли от него 20 000 левов, а на послушания не посылали. Игумен Герасим спросил его: «Что же ты будешь делать?» Он ответил, что будет молиться Богу. Игумен сказал: «Хорошо, я этому радуюсь. Если бы у меня все братья согласились беспрестанно молиться Богу, то я ни одного не послал бы на послушание, потому что настоящее дело монаха есть молитва, а прочее послушание есть поделье, данное для препровождения времени и во избежание уныния. Но если бы не было послушания, то у меня в обители не осталось бы двадцати человек, потому что каждому весело и радостно на общем послушании. Есть время помолиться, и есть время потрудиться. Есть время принимать пищу, и есть время спать, потому что каждый имеет плоть и кровь. А кто любит Господа от всего сердца своего, тот может беспрестанно молиться умной молитвой, ему телесные труды не препятствуют, наоборот, даже помогают. Если можешь молиться, имея и телесные труды, то я тебя приму и упокою без денег твоих, а деньги отдай куда знаешь, а если так молиться не можешь, то нам и деньги твои не нужны. Мы в монастыре живем: не деньги собираем, а души спасаем. А если кто и деньги принесет, то мы их не отринем, употребим на монастырские нужды, но вступивший в число братии должен повиноваться всем общежительным уставам и отсечь собственную волю. Мы сверх силы ни на кого ничего не налагаем, а только то, что может человек понести».
(Афон, Русский Свято-Пантелеймонов монастырь, фото начала XX века)
О нестяжательности и рассудительности отца Герасима говорит и такой случай. Жил в обители монах, впоследствии постриженный в схиму, родом грек. Он пожертвовал Руссику большую сумму, но еще и себе оставил немного. Игумен говорил ему: «Если желаешь быть с нами, то ничего у себя не оставляй. А если тебе жалко денег и не хочешь с ними расставаться, то ничего не давай, найди такое место, где сможешь с ними жить. Если же утаишь часть денег и их после твоей смерти найдут, то мы бросим эти деньги вместе с тобой в могилу, и ты, как разрушитель общежития, не сподобишься братского поминовения». Монах же в ответ уверял отца Герасима: «Отче святый, что имею, то все отдаю». Игумен принял его и постриг в великую схиму. Монах тот был весьма смирен и кроток, полезен для обители как хороший столяр. Братья весьма любили его. Но игумен видел таящегося в нем змия сребролюбия, часто призывал его и увещевал со слезами, чтобы тот объявил свои деньги. Он же упорно говорил, что больше ничего у него нет. Игумен, видя упорство и приближающуюся погибель души, захотел его исправить. Однажды при всей братии приказал некоторым из них выгнать его из обители с бесчестием и выбросить все его имущество, выдав ему его деньги. Он денег не взял и сказал, что они пожертвованы в Руссик навечно. Братья о нем очень сожалели и плакали и на игумена очень скорбели, что без милости наказал такого смиренного человека. Монах, вышедши из обители, нашел себе товарища и купил себе келлию, заплатив четыре тысячи левов, а две тысячи употребил на постройку. Тогда все братья поняли, почему игумен выгнал его. Но когда он купил келлию и деньги свои израсходовал, то напало на него такое уныние, что более не мог он жить в ней, отдал ее товарищу, а сам вновь пришел в монастырь и стал просить вратаря, чтобы тот доложил игумену, что он хочет просить прощения. Вратарь поспешил к игумену. Отец Герасим, услышав, что возвратился кающийся, сам выбежал ему навстречу, принял его в свои объятия и спросил: «Все ли твои деньги истрачены, не осталось ли еще?» Он же со стыдом и со слезами отвечал: «Прости меня, отче святый, что согрешил я пред Богом и пред тобой. Теперь больше ничего не имею, кроме грехов моих». На что игумен говорил ему: «Теперь я радуюсь, что Господь тебя очистил, теперь и ты уже будешь монах». И дал ему келлию.
О высокой нравственности и христианской любви отца Герасима свидетельствуют и его ответы на заседании Протата во время разбора дела одного русского инока, покинувшего Руссик.
- Для чего же вы постригли Г-ва и по какому праву представили его к рукоположению во иеромонаха? — спросили нашего старца по-гречески.
- Я постриг потому, — отвечал старец, — что Г-в сам того желал и убедительно просил меня об этом.
- Как же вы смели решиться на это без ведома Протата? — возразил один из членов.
- Так же точно, как и вы в подобных случаях поступаете, — спокойно отвечал старец. — Когда вы кого-либо постригаете, то не ставите об этом в известность Протат и никто не требует от вас в том отчета. Это общее законоположение Святой Горы, и, следуя ему, я не отгоняю приходящих работать Господу.
- Но Г-в имеет жену, — заметил иронически кто-то. — К тому же он российский подданный, притом солдат.
- Что ж за беда! — отвечал наш старец. — Г-в уже стар, свыше законных лет супружеской жизни, да к тому же в одном из монастырей русских жил уже десять лет с непременным намерением и желанием закончить остаток дней своих в иноческом звании. Это подтвердили мои русские иноки, знавшие его в России. Подтвердили и то, что жена его действительно остается десять лет уже в монастыре женском и имеет желание постричься так скоро, как пострижется ее муж. Со своей стороны я упорствовал поначалу, отказывал, но Г-в свидетельствовал Богом и своей совестью, что навсегда останется с нами, если только пострижем его, иначе он удалится в мир. Что ж за беда, что он русский! Если бы мы были не единоверны с Россией, если бы у нас было более опасности для спасения, чем в России, я был бы тогда виноват. И что ж за беда, что Г-в русский? И монастырь у меня русский. Положим, что мы остаемся в подданстве Порты, но и Россия к нам в родственных отношениях и по вере, и по самому имени. Если правительство русское постоянно благодетельствует нам через дозволение собирать в России пожертвования, и русские питают к нам чувство особенного расположения, и если мы платим за то взаимностью к ним чувств, значит, и мы то же, что русские. Это очень справедливо, потому что ни в одном из ваших монастырей не молятся открыто за Россию и за русского царя, потому что вы не имеете на то права, это право — исключительная собственность нашего монастыря как русского. Вы сами знаете, что мы всегда и везде, где приличие и долг требуют, возглашаем августейшую фамилию русского царственного дома и слыхали, как каждое воскресенье и праздник после трапезы мы многолетствуем Императора Николая и Великую Россию. Это, надобно по совести сказать, принадлежность только русского монастыря на Афоне...
Вот описание игумена Герасима, оставленное нам отцом Селевкием (Трофимовым): «Он страдает ногами, но, несмотря на это, служит часто, в остальное время сидит в своем схимническом облачении на диванчике с четками в руках. Когда к нему ни приди, всегда дверь открыта. Входи без доклада и говори что хочешь. Всякого он утешит, всякому даст наставление. Лицо его совершенно как ангельское, с улыбкой на устах и румянцем на щеках. Кто с радостью слушает его и исполняет его слова, тот верно спасет душу свою, а кто не слушает и противится ему, того он иногда и палкой поколотит. Он круглый год не ужинает, а если когда и приходит на трапезу, то сидит так и ничего не вкушает».
(Афон, Русский Свято-Пантелеймонов монастырь)
Игумен Герасим свою благосклонность к русским братьям сохранил до самой своей смерти. Очевидно, он видел в этом волю Божью, поэтому избрал себе наследником и преемником отца Макария (Сушкина) и был однозначно сторонником его игуменства. Только благодаря его мудрости и рассудительности греко-русские распри 1874-1875 годов остались в рамках простых споров и не имели последствий.
Преставился старец-игумен Герасим 10 мая 1875 года в возрасте 103 лет. По благословению отца-игумена схиархимандрита Макария (Сушкина) до сих пор в обители дважды в год совершается память Игумена Герасима: в день его ангела 17 марта и в день его преставления 10 мая.
(по материалам:http://www.afonit.info/biblioteka/podvizhniki-russkogo-monastyrya/vozobnovitel-russkogo-bratstva-v-afonskom-panteleimonovom-monastyre-starets-gerasim)
(Схиархимандрит Герасим Святогорец)
Схиархимандрит Герасим Святогорец был учеником и преемником старца-игумена схиархимандрита Саввы, строителя Прибрежного Пантелеимонова монастыря. Еще при жизни игумен Савва избрал его своим преемником, что подтвердила и вся братия. Родился отец Герасим в 1772 году в Македонии, в епархии Драма. Стал рясофорным монахом в возрасте 28 лет. На Святой Горе Афон подвизался с 1803 года. Вначале поступил в скит святой Анны, где был пострижен в мантию с именем Гавриил, а потом перешел в келлию святителя Николая Кутлумушского монастыря, где прожил один год. После этого он перешел в Русский Пантелеимонов монастырь, где в 1821 году и был пострижен в схиму.
Во время Греческой революции 1821 года был вынужден вместе со всей братией покинуть монастырь и Афон и скрываться в Морее (Пелопонес). Восстание греков вызвало реакцию османов, что самым непосредственным образом отразилось на Русском монастыре. Покровители монастыря Константинопольский Патриарх Григорий V и драгоман султанской порты князь Скарлат Каллимах были заподозрены в измене и казнены в 1821 году по приказу султана. Князь Каллимах, занимавший в это время должность господаря Валахии, куда вторглись мятежные этеристы во главе с Ипсиланти, был вероломно убит по пути на Афон в Пантелеимонов монастырь ночью на Великую Субботу. В самый же день Святой Пасхи был замучен Патриарх Григорий, которого турки повесили в полном облачении на вратах Патриархии. Спустя четыре дня в Светлый Четверток преставился и Игумен Пантелеимоновой обители схиархимандрит Савва. Стало также известно, что и весь монастырь, именуемый Русским, хотя русских в нем в это время не было вовсе, попал под подозрение в заговоре с Российским правительством, которое, как думал султан, координировало восстание. Опасаясь преследования, братия оставили Афон. Возвратились они лишь по окончании политических распрей.
В 1830 году о. Герасим был избран игуменом обители. Игуменство его было утверждено Патриархом Константином только в 1832-1833 годах, потому что во время греческого восстания и Патриарх девять лет скитался в Морее. Игумен Герасим был одним из самых деятельных сторонников возвращения русских иноков в Пантелеимонов монастырь. Но одного желания его было мало: нужно было убедить и смирить самих греков открыть ворота для русских, которых они категорически не хотели принимать. Наконец он добился исполнения воли Божией и сам принял русскую братию в монастырь. Вот слово его в день принятия русских в монастырь: «Возлюбленные отцы и братья русские, ты, отче Павле, со всеми прочими! Теперь мы вас приняли в святую сию обитель, и освятили для вас храм, и дали вам кельи — сей корпус с тремя церквями. Довольны ли вы этим?» Русские ответили: «Довольны, отче святый!» Игумен продолжал: «Теперь живите и благодарите Господа Бога, и Божью Матерь, и святого великомученика Пантелеимона, и святителя Митрофана. И за нас, грешных, молите Бога. Теперь надобно нам друг друга тяготы носить. Как мы, отцы наши и братья русские, будем стараться носить ваши немощи, так и вы понесите немощи нас, греков. Все мы немощны «яко человецы», падаем, некоторые из нас вспыльчивы и круты нравом. Если вам что скажут, а вы не поймете, или вас оскорбят, то сотворите поклон и скажите: «Прости, согреших». Что делать? Нужно терпеть. И Господь сказал: «В терпении вашем стяжите душы ваша» (Лк. 21, 19). А наипаче, отцы, старайтесь привыкать и подражать нашим общежительным уставам и обычаям, во всем следуйте нам, грекам и блюдитесь, чтобы не произошел от вас какой соблазн. На послушание ходите вместе с нами, греками. Через силу не работайте, а помаленьку, по своей силе. В кельи один к другому не ходите и келий своих никогда не запирайте — так живите и спасайтесь. О здешнем ни о чем не заботьтесь, готовьте себя к вечному. Для тела все вам будет дано: пища, одежда и дрова. А кто заболеет, есть у нас покойная больница. Кто помрет, того похороним с честью и со славой, и будет обитель и братия вечно поминать его. А из русских кто будет желать с нами жить, всех буду принимать только по вашему совету. Но знайте и помните, что сия обитель ваша вечная. Аминь».
Чтобы убедиться в истинной святости прекрасной подвижнической жизни старца Герасима, следует обратить внимание на состояние духа и на мирный характер его братства. Представьте сами, чего стоит дать братству, составленному из разнородных наречий, характеров и званий, одно направление жизненного пути, умиротворить мысли и дух его, смирить самую волю и твердо вести всех и каждого крестным путем строгого самоотвержения. Одно это показывает в сем настоятеле дух сильный и высокий, вполне развитый строгими опытами его собственной духовной жизни, от юности посвященной непорочному служению Господу.
Следствием такой жизни и дарований отца Герасима, который был монахом высочайшей духовности, является то, что русский монастырь на Святой Горе из-за строгости своих правил и по точности исполнения их занимал самое почетное место среди других обителей, был в одном ряду с первоклассными общежительными монастырями.
Отец Парфений (Агеев) писал, что отец Герасим «имеет удивительный дар рассуждения. Двести человек у него духовных чад, и всеми управляет он не как власть предержащий, а относится к ним по-отечески: кого наказывает, кого наставляет, кого со слезами увещевает, — и всех любит как чадолюбивый отец. Никогда дверь кельи у него не затворяется. Она как врачебница. И вся братия: духовные его чада, здоровые и больные, — спешит к своему духовному пастырю. Он же, выслушав и проводив всех, и сам идет из своей кельи прежде навестить болящих братьев. Потом обходит все кельи, посещая всех рабочих и рукодельщиков, а затем выходит из монастыря, чтобы увидеть всю братию, трудящуюся на разных послушаниях, и сам работает вместе с ними. И так препровождает все дни в непрерывных трудах. К трудам братию он никогда не принуждает, но, наоборот, еще удерживает и часто приказывает отдыхать. В церковь всегда является прежде всех. Часто на трапезе слышат его устные поучения и наставления, а иногда он обличает немощи и недостатки. Но имя ничье не объявляет, только говорит о сути проступка. Говорит всегда со слезами и с отеческой любовью, чем и всю братию приводит в умиление и слезы. И смотрят братья на него, как на ангела, повинуются ему, как Богу, трепещут перед ним, как перед государем, а любят его как отца. И не только одни его чада почитают его, но и вся Афонская Гора его ублажает как строгого хранителя общежительных иноческих уставов. В одно время пришел в Руссик монах Артемий и стал проситься в монастырь. Просился с тем условием, чтобы приняли от него 20 000 левов, а на послушания не посылали. Игумен Герасим спросил его: «Что же ты будешь делать?» Он ответил, что будет молиться Богу. Игумен сказал: «Хорошо, я этому радуюсь. Если бы у меня все братья согласились беспрестанно молиться Богу, то я ни одного не послал бы на послушание, потому что настоящее дело монаха есть молитва, а прочее послушание есть поделье, данное для препровождения времени и во избежание уныния. Но если бы не было послушания, то у меня в обители не осталось бы двадцати человек, потому что каждому весело и радостно на общем послушании. Есть время помолиться, и есть время потрудиться. Есть время принимать пищу, и есть время спать, потому что каждый имеет плоть и кровь. А кто любит Господа от всего сердца своего, тот может беспрестанно молиться умной молитвой, ему телесные труды не препятствуют, наоборот, даже помогают. Если можешь молиться, имея и телесные труды, то я тебя приму и упокою без денег твоих, а деньги отдай куда знаешь, а если так молиться не можешь, то нам и деньги твои не нужны. Мы в монастыре живем: не деньги собираем, а души спасаем. А если кто и деньги принесет, то мы их не отринем, употребим на монастырские нужды, но вступивший в число братии должен повиноваться всем общежительным уставам и отсечь собственную волю. Мы сверх силы ни на кого ничего не налагаем, а только то, что может человек понести».
(Афон, Русский Свято-Пантелеймонов монастырь, фото начала XX века)
О нестяжательности и рассудительности отца Герасима говорит и такой случай. Жил в обители монах, впоследствии постриженный в схиму, родом грек. Он пожертвовал Руссику большую сумму, но еще и себе оставил немного. Игумен говорил ему: «Если желаешь быть с нами, то ничего у себя не оставляй. А если тебе жалко денег и не хочешь с ними расставаться, то ничего не давай, найди такое место, где сможешь с ними жить. Если же утаишь часть денег и их после твоей смерти найдут, то мы бросим эти деньги вместе с тобой в могилу, и ты, как разрушитель общежития, не сподобишься братского поминовения». Монах же в ответ уверял отца Герасима: «Отче святый, что имею, то все отдаю». Игумен принял его и постриг в великую схиму. Монах тот был весьма смирен и кроток, полезен для обители как хороший столяр. Братья весьма любили его. Но игумен видел таящегося в нем змия сребролюбия, часто призывал его и увещевал со слезами, чтобы тот объявил свои деньги. Он же упорно говорил, что больше ничего у него нет. Игумен, видя упорство и приближающуюся погибель души, захотел его исправить. Однажды при всей братии приказал некоторым из них выгнать его из обители с бесчестием и выбросить все его имущество, выдав ему его деньги. Он денег не взял и сказал, что они пожертвованы в Руссик навечно. Братья о нем очень сожалели и плакали и на игумена очень скорбели, что без милости наказал такого смиренного человека. Монах, вышедши из обители, нашел себе товарища и купил себе келлию, заплатив четыре тысячи левов, а две тысячи употребил на постройку. Тогда все братья поняли, почему игумен выгнал его. Но когда он купил келлию и деньги свои израсходовал, то напало на него такое уныние, что более не мог он жить в ней, отдал ее товарищу, а сам вновь пришел в монастырь и стал просить вратаря, чтобы тот доложил игумену, что он хочет просить прощения. Вратарь поспешил к игумену. Отец Герасим, услышав, что возвратился кающийся, сам выбежал ему навстречу, принял его в свои объятия и спросил: «Все ли твои деньги истрачены, не осталось ли еще?» Он же со стыдом и со слезами отвечал: «Прости меня, отче святый, что согрешил я пред Богом и пред тобой. Теперь больше ничего не имею, кроме грехов моих». На что игумен говорил ему: «Теперь я радуюсь, что Господь тебя очистил, теперь и ты уже будешь монах». И дал ему келлию.
О высокой нравственности и христианской любви отца Герасима свидетельствуют и его ответы на заседании Протата во время разбора дела одного русского инока, покинувшего Руссик.
- Для чего же вы постригли Г-ва и по какому праву представили его к рукоположению во иеромонаха? — спросили нашего старца по-гречески.
- Я постриг потому, — отвечал старец, — что Г-в сам того желал и убедительно просил меня об этом.
- Как же вы смели решиться на это без ведома Протата? — возразил один из членов.
- Так же точно, как и вы в подобных случаях поступаете, — спокойно отвечал старец. — Когда вы кого-либо постригаете, то не ставите об этом в известность Протат и никто не требует от вас в том отчета. Это общее законоположение Святой Горы, и, следуя ему, я не отгоняю приходящих работать Господу.
- Но Г-в имеет жену, — заметил иронически кто-то. — К тому же он российский подданный, притом солдат.
- Что ж за беда! — отвечал наш старец. — Г-в уже стар, свыше законных лет супружеской жизни, да к тому же в одном из монастырей русских жил уже десять лет с непременным намерением и желанием закончить остаток дней своих в иноческом звании. Это подтвердили мои русские иноки, знавшие его в России. Подтвердили и то, что жена его действительно остается десять лет уже в монастыре женском и имеет желание постричься так скоро, как пострижется ее муж. Со своей стороны я упорствовал поначалу, отказывал, но Г-в свидетельствовал Богом и своей совестью, что навсегда останется с нами, если только пострижем его, иначе он удалится в мир. Что ж за беда, что он русский! Если бы мы были не единоверны с Россией, если бы у нас было более опасности для спасения, чем в России, я был бы тогда виноват. И что ж за беда, что Г-в русский? И монастырь у меня русский. Положим, что мы остаемся в подданстве Порты, но и Россия к нам в родственных отношениях и по вере, и по самому имени. Если правительство русское постоянно благодетельствует нам через дозволение собирать в России пожертвования, и русские питают к нам чувство особенного расположения, и если мы платим за то взаимностью к ним чувств, значит, и мы то же, что русские. Это очень справедливо, потому что ни в одном из ваших монастырей не молятся открыто за Россию и за русского царя, потому что вы не имеете на то права, это право — исключительная собственность нашего монастыря как русского. Вы сами знаете, что мы всегда и везде, где приличие и долг требуют, возглашаем августейшую фамилию русского царственного дома и слыхали, как каждое воскресенье и праздник после трапезы мы многолетствуем Императора Николая и Великую Россию. Это, надобно по совести сказать, принадлежность только русского монастыря на Афоне...
Вот описание игумена Герасима, оставленное нам отцом Селевкием (Трофимовым): «Он страдает ногами, но, несмотря на это, служит часто, в остальное время сидит в своем схимническом облачении на диванчике с четками в руках. Когда к нему ни приди, всегда дверь открыта. Входи без доклада и говори что хочешь. Всякого он утешит, всякому даст наставление. Лицо его совершенно как ангельское, с улыбкой на устах и румянцем на щеках. Кто с радостью слушает его и исполняет его слова, тот верно спасет душу свою, а кто не слушает и противится ему, того он иногда и палкой поколотит. Он круглый год не ужинает, а если когда и приходит на трапезу, то сидит так и ничего не вкушает».
(Афон, Русский Свято-Пантелеймонов монастырь)
Игумен Герасим свою благосклонность к русским братьям сохранил до самой своей смерти. Очевидно, он видел в этом волю Божью, поэтому избрал себе наследником и преемником отца Макария (Сушкина) и был однозначно сторонником его игуменства. Только благодаря его мудрости и рассудительности греко-русские распри 1874-1875 годов остались в рамках простых споров и не имели последствий.
Преставился старец-игумен Герасим 10 мая 1875 года в возрасте 103 лет. По благословению отца-игумена схиархимандрита Макария (Сушкина) до сих пор в обители дважды в год совершается память Игумена Герасима: в день его ангела 17 марта и в день его преставления 10 мая.
(по материалам:http://www.afonit.info/biblioteka/podvizhniki-russkogo-monastyrya/vozobnovitel-russkogo-bratstva-v-afonskom-panteleimonovom-monastyre-starets-gerasim)